Всегда наступает на грабли тот, кто слишком любит совать нос в чужие дела, это сбылось и с королем Старца Лонга^*, который, не в добрый час, сунул нос куда не просили, запутал ровный шов в жизни своей дочери и чуть не погубил зятя… Но об этом по порядку…

Итак, рассказывают, что была никогда одна деревенская женщина которая мечтала иметь сына, и мечтала об этом больше, чем тяжущийся в суде мечтает о благоприятном приговоре, чем больной в жару — о стакане прохладной воды, чем хозяин постоялого двора — о Караване с егерской стражей^*. Но хоть ее супруг только и знал мотыжить ее грядку каждый божий день, забеременеть ей все никак не удавалось, и вот пошел как-то этот бедняга в горы набрать хвороста, а дома, развернув вязанку, обнаружил между хворостинами маленькую красивую змейку. Увидев ее, Сапателла (так звали жену) испустила глубокий вздох и сказала: «Вот даже и змеи имеют змеенышей, одна я родилась на свет мыкать горе с этим мазилой вместо мужа, который, даром что огородник, не умеет и подвоя сделать». На её слова змейка ответила: «Ну, раз уж не можешь ты иметь детей, возьми меня вместо сына, и доброе дело сделаешь, и я любить тебя буду больше матушки родной».

Сапотелла, услышав что змея разговаривает, чуть с душой не рассталась, но потом, приободрившись, сказала: «Если не остается мне ничего другого, по твоей любезности я рада принять тебя так, как будто ты из моих коленок сошел». Отвела она змеенышу дырку в доме вместо колыбели и стала кормить его всем, что сама ела, с величайшей на свете любовью.

Рос змееныш день за днем и вырос в большого змея. И однажды говорит он Кола Маттео, тому крестьянину, что был ему вместо отца: «Я, тятенька, желаю жениться». «Что ж, неплохо — отвечает Кола Маттео. — Найдем тебе подходящую змейку, каков ты сам, и обстряпаем это дельце». «Какую еще змейку? — возмутился змеюнчик. — Мы разве одной породы с гадюками и медянками? Да ты и вправду простофиля, что всякую траву без разбора в один сноп кладешь. Я хочу взять в жены королевскую дочь, так что иди сейже час к королю просить ее руки и так именно и скажи ему, что ее желает змей».

А Кола Маттео был человек не мудрящий и вилять туда-сюда не умел. Пошел он запросто как есть, к королю, и исполнил поручение, сказав:
«Посла казнить не подобает, иначе дубинок, что песку, отвалят. Так что слушай-ка, Ваше Величество, есть тут один змей, что твою дочку в жены хочет. Ну и я, как есть огородник, пришел разузнать, как бы это нам скрестить нашего змеи с вашей голубкой».

Король, нюхом почуяв, что перед ним простофиля, чтобы он побыстрее убрался, говорит: «Иди скажи своему змею, что если он сделает золотыми все плоды в моем парке, я ему отдам мою дочку». И, закатившись долгим смехом, отправил его восвояси.

Передал Кола Маттео змею ответ, а тот говорит: «Иди завтра утром и собери все фруктовые косточки, что найдешь в городе, и посей их в парке; вот увидишь — так заблестят, как жемчужины в ожерелье».

А Кола Маттео таков был человек, что не умел ни ответить, ни возразить. И вот — только Солнце своей метлой из золотистого дрока вымело всю нечистоту тьмы из полей, промытых Зарею, — пошел он с корзинкой в руке по городским площадям, собирая все косточки, что попадались — от персика, от абрикоса, от мушмулы, от вишни, — и все орехи, семечки и зерна, что находил на улицах. А потом пошел в парк и все там посеял, как сказал ему змей, и — сказано — сделано: тут же появились побеги, и выросли стволы, ветви, цветы, плоды, и все это было из ослепительно сияющего золота. И король, видя это, пришел в исступление ума и скакал от радости.

Но когда Кола Маттео, посланный змеем, пошел к королю просить обещанное, король сказал: «Э, брат, не торопись. Теперь мне от твоего змея еще кое-что надобно, раз уж он хочет мою дочку. Пусть сделает, чтобы ограда и земля у меня к парке стали камнями драгоценными».

Когда крестьянин передал эти слова змею, тот ответил: «Пойди завтра утром в город, собери все глиняные черепки, что на земле найдешь, и разбросай их по парку; исполним и эту прихоть».

И Кола Маттео — когда Ночь, боясь разбойников, попросила помощи, чтобы поскорее собрать по углам пожитки мрака, — взял рогожу под мышку и принялся собирать черепки кружек, разбитые крышки и крышечки, днища кастрюль и сковородок, края котлов, ручки кувшинов, седалища ночных горшков, куски грубой пережженной глины и чуть треснувшие фарфоровые баночки — словом, обломки всякой посуды, какие только можно было найти па улице. И когда сделал все, как сказал ему змей, на глазах у него парк явился вымощен изумрудами и халцедонами, в ограде из рубинов и карбункулов, так что его блеск конфисковал все зрение со складов очей и засадил лесами изумления всю территорию сердца.

От такого зрелища король обмер, сам себя не сознавая; но потом, когда змей напомнил ему о данном слове, ответил: «Для меня все это дело хрена собачьего не стоит, если твой змей не обделает мне весь дворец чистым золотом». Передал Кола Маттео змею, что еще нового король удумал, и змей говорит: «Иди собери пучок разной ботвы в огороде и потри ею о фундамент дворца: глядишь, угодим наконец этому попрошайке».

Кола Маттео, мигом собрав хороший пучок листьев свеклы, редьки, портулака, салата, петрушки, потер ими о фундамент дворца, и дворец тут же весь засверкал, словно позолоченная слабительная пилюля, с которой могла бы навсегда высрать из себя нищету сотня домов, страдающих запором Фортуны.

И снова пришел поселянин к королю просить дочь замуж за змея. Тут видит король, что пятиться больше некуда, позвал дочь и говорит: «Милая моя Граннония, я, водя за нос того, кто желал твоей руки, ставил ему такие условия, что казались мне невыполнимыми. И вот я прижат к стенке и связан по гроб жизни, и прошу тебя, если ты вправду дочь моя благословенная, позволь мне исполнить мое обещание, и будь довольна тем, что тебе уготовило Небо и к чему я принужден безвыходно». «Пусть будет как тебе угодно, государь мой батюшка, — отвечала Граннония. — Я в твоем желании ни йоту не передвину».

Услыхав такой ответ дочери, король сказал Кола Маттео, чтобы позвал змея. Получив приглашение, змей немедленно прибыл ко двору на колеснице из чистого золота, которую влекли за собой четыре золотых слона. И где только ни проезжал, там весь народ с пути бежал, в ужасе от того, что столь огромный и страшный змей разъезжает по городу. И как вошел во дворец, все придворные затрепетали от его вида, точно камыш, и испарились, попрятались даже кухонные мальчишки, а сами король с королевой в страхе заперлись в одной из дальних комнат; только одна Граннония оставалась спокойна. И когда батюшка с матушкой кричали ей: «Беги, прячься, Граннония, спасай свою душу!» — она не повела и бровью, а только ответила: «Почему я должна убегать от мужа, которого вы мне дали?»

И вот, войдя в ее комнату, змей обвился вокруг талии Граннонии и задал ей таких поцелуев, что король от ужаса насрал целую четвертную меру глистов, и если бы кто захотел сделать ему кровопускание, тот не нашел бы в нем и капли крови. А змей увел девушку в другую комнату, закрыл за собой двери и, сбросив с себя на землю змеиную кожу, преобразился в прекраснейшего юношу с золотыми кудрями и чарующими глазами. И, нежно обняв невесту, сорвал первые плоды ее любви.

Король, видя, что змей закрылся с дочерью, сказал жене: «Да примет Небо с миром чистую душу моей дочки, ибо ее, без сомнения, нет среди живых; этому проклятому змею нечего не стоит проглотить ее, как яичный желток», и уставил глаз в замочную скважину, желая увидеть, что происходит в комнате.

Но когда он увидел невероятную красоту того юноши и змеиную кожу, сброшенную наземь, то тут же раскрыл дверь одним пинком. Вместе с женой они вбежали в комнату и, подхватив кожу, бросили ее в камин, где она вмиг сгорела.

Видя это, юноша вскричал: «Ах, собаки подлые, погубили вы меня!» — и, превратившись в голубя, на лету ударился в стекла, и бился о них головой, пока не разбил, и, когда вылетел из окна, вся голова его была окровавлена. Граннония, в одно мгновение успев увидеть себя обрадованной и убитой горем, счастливой и впавшей в несчастье, богатой и обнищавшей, расцарапывая себе лицо, горько жаловалась на отца и мать за то, что они вторглись в ее радость, отравили нежность ласк, разбили ее судьбу, а они просили прощения, говоря, что не думали причинить ей зло.

Но принцесса не унималась от плача до тех пор, пока Ночь зажгла светильники на катафалке Неба, готовясь к торжественным похоронам Солнца. А когда все в доме заснули, она, взяв свои драгоценности, что хранила в кабинете, в одежде бедной поселянки покинула дворец по тайному ходу, решившись бродить по миру до тех пор, пока вновь не обретет потерянное счастье. Выйдя из города при свете луны, она повстречала лису, которая спросила ее, хотела ли бы она идти с нею вместе. «Мне будет очень приятно, кума, — ответила ей Граннония, — я ведь плохо знаю дорогу».

И так шли они вместе, пока не пришли в лес — деревья в котором, играя, как дети, строили шалаши, чтобы в них могли спрягаться ночные тени, — и, утомленные путешествием, устроились под кровлей веток там, где источник забавлялся карнавальными шутками со свежей травой, целыми кувшинами выплескивая ей за воротник холодную воду. Улегшись на тюфяк из мягкой травы, они уплатили Природе плату отдыха за право бродить по базару этой жизни и проснулись только тогда, когда Солнце обычным факельным сигналом возвестило морякам и гонцам, что они могут спокойно продолжать путь.

Пробудишись, они долго не вставали с места, слушая пение разных птиц, ибо Граннопии нравились их переливы. Видя это, лиса сказала: «А еще вдвое интереснее слушать, когда понимаешь, что они говорят, как понимаю я». И поскольку женщины по природе столь же любопытны, сколь и болтливы, Граннония принялась расспрашивать лису, что она поняла из сказанного на птичьем языке.

Лиса, заставив Граннонию долго упрашивать себя, чтобы еще больше разжечь ее любопытство, наконец поведала ей, что птицы
говорили о несчастье, приключившемся с сыном короля, прекрасным, как волшебник, на которого, за то, что он отказался исполнить похоть одной мерзкой орки, было наслано проклятие. Он был на семь лет превращен в змея, и когда уже приближался к концу этот срок, влюбился в принцессу. И вот, когда он стоял, обнявшись со своей невестой, оставив змеиную кожу на полу, отец и мать невесты, слишком любопытные, увидели это и сожгли кожу; а он, превратившись в голубя и пытаясь бежать, разбил стекло и до того изранился, что теперь все лучшие врачи не в силах ему помочь.

Граннония, услышав, что речь идет о ее скорбях, перво-наперво спросила, кому же приходится сыном этот принц и есть ли хоть какая надежда излечить его раны. И лиса ответила, что птицы говорят, что его отец — король Валлоне Груоссо^* и что есть только одно тайное средство заживить раны у него на голове, чтобы душа не вылетела вон: помазать его кровью тех самых птиц, которые сейчас об этом рассказали.

После этих слов Граннония, пав на колени перед лисой, стала умолять ее изловить птиц, чтобы выцедить их кровь, а потом по-товарищески разделить между собой награду, которую они вдвоем получили бы от короля. «Не спеши, — сказала лиса. — Дождемся ночи, пока птицы уснут, и тогда предоставь это дело твоей мамочке: я влезу на дерево и передушу их по одной».

И так они провели день в бесконечных разговорах о красоте молодого принца, о горькой ошибке отца невесты и об ее несчастье. А когда Земля расстелила большую черную бумагу, чтобы собрать воск, накапавший с подсвечников Ночи, лиса, только увидев, что птицы заснули на ветках, тихо подкралась и передушила, одну за другой, всех — иволог, щеглов, крапивников, зябликов, куликов, камышниц, сов, удодов, дроздов, чижей, неясытей и мухоловок, — что были на дереве, и после того, как убила, выцедила их кровь в одну бутылку, которую носила с собой, чтоб утолять жажду в дороге. Граннония от радости не чуяла под собою ног; но лиса сказала ей: «Ох и размечталась ты, доченька! Только ничего у тебя не получится, коль не будет у тебя и моей крови, смешанной с кровью птиц!» С этими словами лиса бросилась от нее наутек.

Граннония, видя, как рушатся ее надежды, прибегла к женскому искусству, то есть к хитрости и лести, и стала звать ее: «Кумушка лиса, ты правильно сделала бы, спасая шкуру, если бы на моем месте была другая, не настолько благодарная тебе, как я, и если бы не было в мире больше ни одной лисы. Но ты же знаешь, как я тебе обязана, и знаешь, сколько еще лис обитает в этом краю; поэтому поверь моему слову и не делай, как корова, что бьет копытом по подойнику, полному молока. Будь добра, остановись, положись на мое слово. Пойдем вместе в город к королю, и считай, что ты сделала меня твоей рабой до конца моей жизни!»

Бедная лиса, не зная, что имеет дело с лиской пятикратной очистки, позволила женщине обвести ее вокруг пальца; и не успели они пройти вместе и пятидесяти шагов, как Граннония залепила куме палкой по макушке и, разбив ей голову, выточила из нее кровь в бутылку.

И тут со всех ног поспешила она в Валлоне Груоссо, где, придя в королевский дворец, объявила о себе королю, что готова излечить раненого принца. Король повелел впустить ее, удивленный, что девушка обещает сделать то, от чего отказались лучшие врачи королевства. Но — попытка не пытка; выслушав ее, он сказал, что рад будет, если она хотя бы попробует. Тогда Граннония сказала: «Но если я добьюсь того, чего вы желаете, хочу, чтобы вы отдали меня в жены вашему сыну».

Король, который уже числил сына в мертвых, отвечает ей: «Если ты мне его вернешь целым и свободным, то и я тебе его отдам целым и свободным, ибо невеликое дело — дать мужа той, которая даст мне сына!»

Итак, он проводил ее в спальню, где лежал принц. И, помазанный той кровью, принц мгновенно вскочил с постели, будто никогда не случалось с ним никакой болезни. А Граннония, вновь видя его крепким и веселым, сказала королю, чтобы держал слово как подобает. Тогда король, обращаясь к сыну, сказал: «Сын мой, на тебя все смотрели как на мертвого, и вот ты стоишь живой, хотя мне все еще не верится. Но я пообещал этой девушке, что, коль она тебя вылечит, ты станешь ее мужем. И поскольку Небо оказало тебе такую милость, изволь, чтобы я мог выполнить мое обещание, если любишь меня; ибо благодарность требует уплатить долг».

На эти слова принц отвечал: «Государь мой, хотел бы я, чтобы мои желания были настолько свободны, чтобы я мог угодить вам в меру той любви, которую к вам питаю. Но я не властен в этом, ибо уже дал слово другой женщине. И как вы не можете советовать мне, чтобы я пренебрег своим обещанием, равно и эта девушка не захочет, чтобы я низко поступил с той, которую люблю. И решение мое неизменно». Слыша это, Граннония испытала столь глубокое наслаждение, что не высказать словами, видя себя живой в памяти принца; вся покраснев лицом, она сказала: «А если я сделаю так, что девушка, любимая тобой, сама будет рада уступить мне место, ты и тогда не преклонишься к моему желанию?»

— Никогда не бывать тому, — отвечал принц, — чтобы я вырвал из сердца прекрасный образ моей любимой! Сохранит ли она ко мне любовь или отнимет ее у меня, я навсегда останусь при одном желании и с одной мыслью. И путь даже грозит мне полный проигрыш па столе жизни, я ни карту, ни ставку не поменяю.

Граннония, более не в силах притворяться, открыла ему, кто она (ибо сумрак в занавешенной комнате и ее странническая одежда не давали узнать ее раньше); и принц, узнав, обнял ее с криком ликования, а затем рассказал отцу, кто эта девушка, и всю историю, что произошла между ними. Тут же послали за королем и королевой Старца Лонга и с общего согласия родителей заключили брак, достигнутый более всего хитростью за счет бедной лисы, в подтверждение тому, что

любовным сладостным забавам

чужая скорбь всегда приправа.