Одна голова — хорошо, а две — у Амфисбены. Помни это, Странник.
Одна голова — хорошо, а две — у Амфисбены. Помни это, Странник.
В белорусском фольклоре подменыш, созданный колдуном, чёртом или русалкой из брошенного полена или вырезанной из него куклы (865: с.168) и подброшенный взамен ребенка "приспанного" матерью, то есть задавленного ею во сне.
Прысыпуш — ета падмен. Ета во, як хто рубіць дровы, ды нарубіўшы, кінець калодку там. Ну, ета ўжо іх [чарцей]. Січас здзелаюць рукі, ногі — дзяцёнка, звестна, нежывога і падложуць матцы, а яе жывенькага сабе возьмуць. Тая прашнецца — замест дзяцёнка калода; во й прысыпуш. Небеспраменна трэба калодкі рубіць, а то ўжо здзелаюць прысыпуша.
Романов Е.Р. Зап. у м.Родня Клімавіцкага п. Магілёўскай губ. (865: с.168)
Присыпушъ — ето подмѣнъ. Ето во́, якъ хто рубиць дровы, ды порубивши, кинецъ колодку тамъ. Ну, его ўжу ихъ (чертей). Сичасъ здзѣлыюць руки, ноги — дзяцёнка, звѣстно — неживого, и подложуць матцы; а яе живе́нькаго сабѣ во́зьмуць. Тая прошне́тца — замѣстъ дзяцёнка колода; во й присы́пушъ! Небеспремѣнно треба колодки рубицъ, а то ўжу здзѣлыюць присы́пуша.
Романовъ Е.Р. Белорусскій сборникъ. Вып.4 (813: с.217)
Приспанные дети, по народным поверьям, не умирают, а будучи унесенными нечистой силой, становятся русалками (1049: Т.1, с.93):
Одна баба приспала ребенка. Она, конечно, думала, что онъ умеръ, и плакала по немъ, какъ по мертвомъ, а ребенокъ-то не умеръ: его колдунья унесла, а вмѣсто ребенка чурбанъ положила.
Чурбанъ, подкинутый колдуньей, былъ очень похожъ на ребенка: только не дохнётъ и слова не скажетъ. Къ счастью прохожій, остановившійся у несчастной бабы, видѣлъ, какъ ея малютку похищала колдунья, одѣтая въ белую одежду.
Прохожій отнялъ ребенка у вѣдьмы, припряталъ его, потомъ отдалъ матери:
— Ну, не огорчайся, баба; вотъ твой ребенокъ, а надъ которымъ ты причитываешь, тотъ чурбанъ. — При этихъ словахъ прохожій бросилъ чурбанъ въ огонь, а ребенка, поданнаго прохожимъ, мать признала за своего.
"Приспанныя дѣти русалками дѣлаются, и замѣстъ ихъ
хто-та цурбанъ падкидаить" (1049: Т.1, с.93)
Удушение детей матерями во сне не было редкостью, так как в тесной и холодной крестьянской избе мать укладывала маленького ребенка к себе в кровать. Невольно убить собственного ребенка считалось величайшим грехом, еще и потому что несчастный тут же попадал во власть нечистой силы и его душа лишалась царствия небесного. Чтобы избавить свое дитя от страшной участи, мать, с согласия священника, должна была в течении трех ночей отчитывать его в церкви молитвами. А нечистая сила всячески старалась помешать ей, пугая ее страшными криками, шумом, безобразными видениями (58: с.274-275).
Лишь только наступила ночь и женщина, оставшись одна, встала на молитву, в церкви начались разные ужасы. Позади нее послышался хохот и свист, топанье, пляски, через которые временами доносился детский плач. Раздавались бесовские голоса: «Оглянись — отдам тебе ребенка». Но оглядываться нельзя. Оглянуться — значит навеки погубить и себя и ребенка. Его разорвут черти на части. Женщина выдержала искушение, и к концу первой ночи она на минуту увидела своего ребенка совершенно черным. Во вторую ночь происходило то же самое, но женщина сквозь бесовские голоса слышала голос своего ребенка: «Молись, молись!» Во вторую ночь после крика петуха ребенок показался наполовину белым. Третья ночь — самая страшная — бесы кричат и пищат детскими голосами, умоляя взять их на руки, но сквозь эти крики раздается голос ее ребенка: «Молись, молись, скоро замолишь». Как только раздался крик петуха, ребенок оказался у ног своей матери, совершенно белый, мертвый, но избавленный от страшной участи превратиться в нечистую силу (58: с.275).
Comments
Отправить комментарий