Хотя уже около 400 лет учёные-гуманисты, историки, фольклористы, филологи, археологи, палеозоологи упражняются в попытках объяснения происхождения образа грифонов, он ещё остаётся в существенных чертах загадочным и неясным. За столетия было выдвинуто немало догадок и гипотез о формировании этого образа: его объявляли полностью выдуманным, выводили от птиц, от вымерших видов животных, от тапиров, искали его корни в ассирийской, скифской, египетской культурах, наконец, в 1993 году исследователь Э.Мэйор заявила, что проблема решена: образ грифонов произошёл от наблюдения останков протоцераптоса в пустыне Гоби. Так ли это — решит читатель. Обзор концепций и критический анализ теории Мэйор приведен в конце статьи.

Этимология слова

Слово "грифон" происходит от греческого "Γρυψ", которое, наиболее вероятно, произошло от греческого Γρυπος — "изогнутый" или "искривлённый". Однако, учитывая восточное происхождение этого вымышленного существа, существуют теории о происхождении греческого слова от ассирийского "*k'rub" — "сказочное существо", от которого в свою очередь произошло и древнееврейское слово "keˇrûb" (херувим). Возможно, что происхождение слова связано и с древнеперсидским "giriften" — "хватать" (177: p.276)

I. Грифоноподобные существа в искусстве Древнего мира и образ грифона в древнегреческом искусстве.

В современном искусствоведении значение лексемы "грифон" значительно шире, чем в литературе. Грифоном может называться не только существо с львиным туловищем и крыльями и головой орла, а и другие комбинации этих животных. Различают "львиных грифонов", т.е. существ с телом льва, крыльями, иногда передними лапами как у орла, но с головой льва, и "орлиных грифонов", т.е. классических грифонов, с телом льва, крыльями и головой орла. В наиболее широком смысле, слово "грифоны" может употрбляться практически ко всем соединениям четвероного животного с птицей не поддающимся однозначной идентификации. Именно это следует иметь ввиду читая, что первые изображения грифонов встречаются уже в III тысячелетии до нашей эры. Конечно, не всех существ, сочетающих черты птицы и четвероногого причисляют к "грифонам", существуют и вполне определённые образы чётко отделяемые от грифонов, вроде Имдугуда — "грифона наоборот".

Наиболее вероятная прародина грифонов, как признаёт большинство исследователей — Передняя Азия. Прототип их образа следует искать в религиозном искусстве Вавилонии и Ассирии. На образ грифонов повлияла иконография т.н. karubu (аккад. "заступник"), которые изображались в виде быков с человеческой головой или крылатых львов. Неизвестна мифология, связанная с этими существами, но, вероятно, они выполняли охранные функции. В пользу этого говорит и одна из вероятных гипотез о происхождении слова "грифон" от "*k'rub". Замена львиной или человеческой головы на орлиную произошла уже, видимо, в Ассирии. "Вавилон знал крылатого льва с длинными заострёнными ушами, орлиными лапами и хвостом; Ассирия иногда заменяла львиную голову головой орла с гребнем." (178: с.305). Для ассирийских орлиноголовых грифов характерна короткая грива (часто перьевая) и изображение птичьей головы на кончике хвоста. Иногда прототипами грифонов считаются существа, бронзовые статуэтки которых были найдены в комплексах так называемых луристанских бронз VIII-VI веков до н.э. (иногда этот комплекс отождествляют со скифской или киммерийской культурой, иногда с касситами), хотя они обладают рядом отличительных свойств — часто изображаются с рогами. Они довольно близки к персидским изображениям грифонов, которые также изображались со спиралевидными рогами, львиным туловищем и, часто, с задними лапами как у птиц в противоположность ассирийским. Эти персидские грифоны, среди которых "львиные грифоны" были более распространены, широко представлены в сохранившихся памятниках древней Персии. Г.А.Пугаченкова выдвигала предположение, что подобные существа до насаждения маздеизма при Дарии и Ксерксе олицетворяли дэвов — злых духов, святилища которых уничтожались при учреждении культа Ахурамазды. Появление же этих существ, несущих охранительную функцию, например, в царском дворце в Сузах, означает, с одной стороны переосмысление этого образа, с другой — живучесть суеверий и представлений народа (179: c.71-72). Известны грифоны в древнеалтайском искусстве, этот образ был распространён у скифов.

Следует сказать немного и о грифонах в Древнем Египте. Действительно, сочетание четвероногого кошачьего и птицы имеет место в египетском искусстве. В виде подобных существ могли изображаться фараоны, попирающие лапами своих врагов, однако в основном они изображались с человеческой головой. Грифоноподобные существа, иногда действительно очень напоминающие греческие изображения, появляются в Египте в эпоху Нового Царства, но их появление, вероятно, также объясняется переднеазиатским влиянием. Нельзя не вспомнить также и о существах, чья роль, возможно, перекликалась с переднеазиатскими karubu, а внешний вид иногда весьма напоминает грифонов — это сфинксы.

Изображения грифонов в греческом искусстве изображения были достаточно устойчивыми и обладали рядом характерных черт. Хотя иногда говорят об изображениях грифонов в крито-микенском искусстве, например о грифонах на фресках Кносского дворца, но они имеют очень мало общего с образом грифона в греческом искусстве, появившимся в VII веке до н.э. Обычно грифоны изображались в греческом искусстве с львиным телом, крыльями и орлиной головой, а также, довольно часто, с раскрытой пастью и характерным, загнутым вверх языком. Они также имели торчащие вверх уши (иногда этот тип обозначают как "ушастый грифон") и шишку, хохолок, или своеобразный рог между глазами и ушами. Определённые детали греческих грифонов, — торчащие уши и хохолок находят аналогии в древнеалтайском искусстве, хотя, прямые аналогии ввиду значительных отличий в изображении затруднительны. В свою очередь, такая деталь как хохолок встречается в переднеазиатских и персидских изображениях, но также обладает рядом отличий — например хохолок часто изображается как часть гривы, а у греческих грифонов выглядит скорее как костяной нарост. Наиболее ранние греческие изображения относятся примерно к середине VII века до н.э. — это изображение грифона с детёнышем из Олимпии на Пелопоннесе, бронзовые головы грифонов с острова Самос. Для античности характерен набор сюжетов в которых появлялись грифоны. Наиболее часты одиночные изображения грифонов, но довольно распространён и сюжет борьбы грифонов с аримаспами, который наиболее характерен для греко-скифского искусства ("Аримаспы, сражающиеся с грифонами"). Интересно, что последний сюжет появляется около VI века до н.э. и неизвестен ранее. Кроме этого грифоны периодически изображаются запряжёнными в колесницы, управляемые различными божествами, наиболее часто Аполлоном ("Аполлон верхом на грифоне"). Имеется несколько уникальных изображений грифона в древнегреческом искусстве — в первую очередь это бронзовый рельеф "Грифон, вскармливающий детеныша", изображающий грифона с детёнышем из Олимпии (Пелопоннес), датируемый 630 г. до н.э. Иногда считается, что он находился в храме Зевса в Олимпии, но постройка этого храма относится к V веку до н.э., так что это изображение могло быть только перенесено туда. Хорошо известно изображение двух грифонов на т.н. ликийском саркофаге).

В целом надо заметить, что образ грифона в древнегреческом искусстве был вполне самостоятельным и обладал набором уникальных свойств, что делает довольно затруднительным определение его происхождения. Классический образ грифона — существа с телом льва, крыльями и головой орла — несомненно окончательно сложился в древнегреческой культуре. Именно к греческому языку (с оговорками) восходит имя "грифон", в греческой культуре сложился однозначно идентифицируемый визуальный образ грифона, и, наконец, именно в древнегреческой литературе появляются первые описания этого существа. Всё это позволяет однозначно идентифицировать этот образ и отличать его от своих предшественников или сходных образов. Однако нет никаких сомнений, что прототип грифона стоит искать на Востоке — в культурах Ассирии, Вавилона и Древнего Египта.

II. Грифоны в античной литературе.

Грифоны и аримаспы

Впервые грифоны были запечатлены в литературе в VII веке до н.э.

Это случилось в поэме "Аримаспея" греческого поэта и путешественника Аристея из Проконесса (современный остров Мармара в Мраморном море), который жил, вероятно, во второй половине VII века до н.э. Это произведение до нас не дошло, однако данными Аристея воспользовался Геродот в середине V века до н.э.:

"Впрочем, Аристей, сын Каистробия из Проконесса, в своей эпической поэме сообщает, как он, одержимый Фебом, прибыл к исседонам. По его рассказам, за исседонами обитают аримаспы — одноглазые люди; за аримаспами — стерегущие золото грифоны, а ещё выше за ними (в данном случае — севернее — прим.авт.) — гипербореи на границе с морем. Все эти народы, кроме гипербореев, постоянно воюют с соседями (первыми начали войну аримаспы)".

Геродот "История" (84: IV.13; с.239)

Где именно Аристей, а за ним Геродот поместили грифонов, сказать довольно затруднительно. Современные попытки локализации грифонов и этих племён весьма различаются и помещают их от северного Урала до Алтайских гор.

Есть ещё одно интересное свидетельство Геродота о том, где искать местонахождение грифонов:

"На севере же Европы, по-видимому, есть очень много золота. Как его там добывают, я также не могу определённо сказать. Согласно сказанию, его похищают у грифов одноглазые люди — аримаспы. Но я не верю, что от природы вообще существуют одноглазые люди, а в остальном естество у них, как и у прочих людей. Во всяком случае, кажется, что эти окраины ойкумены, окружающие остальные земли, обладают продуктами, которые у нас считаются весьма ценными и редкими".

Геродот "История" (84: III.116; с.216)

Сам Геродот проводил границу между Азией и Европой там же, где делала это вся предыдущая и последующая античная наука — по Меотийскому озеру (Азовское море) и, соответственно, по этому указанию можно судить, что Геродот видел местонахождение грифонов не восточнее Азовского моря. В более позднее время, стандартная после Аристея цепочка исседоны-аримаспы-грифоны-гипербореи мыслилась находящейся в Азии. С такой локализацией согласна и современная наука.

В любом случае считалось, что грифоны обитают на крайнем севере, практически на границе ойкумены. Первые упоминания о грифонах ничего не говорят об их внешности, зато в греческой литературе появляется устойчивый сюжет о похищении золота, которое стерегут грифоны, одноглазым народом аримаспов.

Связь грифонов с аримаспами подчёркивается и в практически одновременном геродотову, упоминании грифонов в "Прометее прикованном" Эсхила:

"Теперь о страхе о другом сказать хочу.

Кусливых бойся грифов, Зевса бешеных

Собак, и бойся одноглазых конников

Из рати аримаспов, у Плутонова

Потока золотого обитающих"

Эсхил "Прометей прикованный" (180: 802-806; с.197)

Иногда считается, что здесь, произвольно смешав несколько землеописаний, Эсхил поместил грифов и аримаспов в Эфиопию, к "золотому потоку Плутоновому" (181: с.20).

Местоположение грифонов на севере азиатской Скифии и их постоянная вражда с племенем аримаспов стала устойчивой практически во всех повествованиях о грифонах в античности. Однако в этих описаниях постепенно появлялись неизвестные до этого подробности.

Линию Аристея и Геродота продолжили римские авторы Помпоний Мела, Плиний Старший и Солин.

Помпоний Мела, автор первого дошедшего до нас римского географического произведения, которое называлось "О хорографии" (около 43 года н.э.), писал:

"Далее (от Рифейских гор — прим.пер.) располагается очень изобильная земля, однако необитаемая из-за грифонов, свирепых и диких крылатых животных, удивительно любящих золото, выкапываемое глубоко из земли, и не менее удивительно охраняющих его, будучи враждебными ко всем приближающимся".

Помпоний Мела "О хорографии" (149: II.I)

Плиний Старший, в "Естественной истории" сообщает приблизительно ту же информацию:

"Они (аримаспы — прим.пер.) ведут постоянную войну из-за рудников против грифонов, диких крылатых животных, как про них обычно говорят, выкапывающих из шахт золото; с достойной удивления алчностью аримаспы пытаются похитить, а свирепые охранники [сохранить золото]. Об этом многие сообщают авторы, среди которых наиболее достойны Геродот и Аристей Проконнесский".

Плиний Старший "Естественная история" (112: VII.II; Vol.2, p.512)

Солин, в присущих ему витиеватых выражениях, подчёркивающих исключительность явлений, о которых он сообщает, пишет следующее:

"В азиатской Скифии земли богатые, однако необитаемые. Ибо хотя они изобилуют золотом и драгоценными камнями, всем [этим] владеют грифы, наияростнейшие птицы, за пределами всякого бешенства свирепствующие; они силой преграждают путь из-за чего доступ к драгоценному металлу труден, так как тех разрывают на части, кого увидят, словно бы рождённые к покаранию страсти к лёгкой наживе".

Солин "Собрание достопримечательностей" (172: XV.22; p.97)

Именно у Помпония Мелы, впервые в письменных источниках, появляется упоминание о том, что это существо крылатое, кроме того, грифоны не просто охраняют золото, а выкапывают его из земли. Нельзя сказать, что авторы умалчивают о внешнем виде этого существа, потому что не знают как оно выглядело, скорее наоборот, не говорят об этом, так как это всем известно — изображения грифонов чрезвычайно часто использовались в декоративном искусстве античности. Кроме того, видимо, уже Аристей описал внешний вид грифонов, во всяком случае именно на него ссылается греческий автор Павсаний (II век н.э.) описывая грифонов на шлеме статуи Афины в Парфеноне:

"Об этих грифах в своём повествовании говорит Аристей из Проконесса, что они из-за золота сражаются с аримаспами, живущими над исседонами; золото же, которое берегут грифы, выходит из самой земли; что аримаспы — все люди одноглазые от самого рождения, а что грифы — животные, похожие на львов, что они имеют крылья и клюв орла. Этого достаточно о грифах".

Павсаний "Описание Эллады" (139: I.24.5.; Т.1, c.65)

Индийские грифоны

Ряд античных памятников сообщает другую, непохожую на стереотипную историю о грифонах. Обычно в них грифон — это существо, обитающее в Индии и имеющее ряд черт, которые отличают его от стандартных описаний. В них приводятся дополнительные, подчас очень оригинальные сведения о внешнем виде грифонов, утверждается, что грифоны живут в горах, хотя сохраняется и ряд сходных черт — например мотив охраны золота. Первым о грифонах, как обитателях Индии, упомянул Ктесий (конец V века до н.э.), в "Индике":

"В Индии также есть золото. Но его добывают не в реках, промывая песок, как, например, в реке Пактолос. Золото находится в многочисленных и высоких горах, на которых обитают грифы — четырёхфутовые птицы размером с волков, с лапами и когтями подобными львиным. Всё их тело и крылья покрыты чёрными перьями, лишь грудь красная. Из-за них золото трудно добывать, несмотря на то, что его чрезвычайно много."

Ктесий "Индика" (115: с.196-197)

Возможно, что Ктесий экстраполировал на сведения о грифонах, вероятно слышанные им, местные персидские (в Индии Ктесий так и не побывал) или услышанные им индийские предания об огромных птицах или возможно даже грифоноподобных существах, которых в изобилии можно встретить в древнеперсидском искусстве. Но куда более вероятно литературное происхождение этого эпизода:

"Общую идею рассказа Ктесий, видимо, заимствует из Геродота. О таком заимствовании свидетельствует следующее наблюдение. Геродот, говоря о том, что окраины земли богаты золотом, упоминает два места, обильных драгоценным металлом: одно — на севере Европы, где золото похищают у грифов аримаспы, соседи исседонов (84: III,116; IV,13), другое — в Индии, где золото похищают у муравьёв индийцы (84: III,102,104-104). Ктесий, проявляя своего рода "негативную зависимость от Геродота, обычную для него, заимствует оба рассказа, но грифов и муравьёв меняет местами: грифы попадают к индийцам (Ctes. fr.45, 45h, Jacoby), а муравьи — к исседонам (Ael. N.A., III,4)... Грифы, как хранители золота в рассказе Ктесия — из рассказа Геродота о грифах, но действуют грифы у Ктесия так же, как муравьи у Геродота" (181: c.20)

Наиболее крупное описание грифонов оставил автор сочинения "О животных" Элиан в первой половине III века н.э., также говорящий о грифоне, как об индийском животном, и в своём рассказе зависящий скорее всего от Ктесия:

"Я слышал, что индийское животное грифон — это четвероногое животное, похожее на льва; что у него когти огромной крепости и напоминают львиные. Обычно сообщают, что он крылатый и перья вдоль спины у него чёрного цвета, а на груди — красного, в то время как перья на крыльях ни одного из указанных цветов, а белого. А Ктесий пишет, что его шея испестрена перьями тёмно-голубого цвета, что клюв у него как орла, как и голова, точно такие же как изображают их на картинах и в скульптурах. Глаза грифона, как он утверждает, как огонь. Он вьёт своё гнездо среди гор и, хотя, взрослое животное поймать невозможно, они (индийцы — прим.пер.) ловят детёнышей. Бактрийцы, которые являются соседями индийцев, утверждают, что грифоны охраняют золото в тех землях; они выкапывают золото и строят из него свои гнёзда и что индийцы уносят золото, которое вываливается из гнёзд. В то же время индийцы отрицают, что они охраняют упомянутое золото, так как грифонам нет в нём никакой надобности (и если они действительно это говорят, я думаю, что они говорят правду), но, что они сами приходят собирать золото, тогда как грифоны сражаются с вторгшимися, боясь за своих детёнышей. Они сражаются и с другими животными и побеждают их без трудностей, но не выступят против льва или слона. Соответственно, обитатели тех мест, опасаясь силы этих животных, не выходят в путешествие за золотом днём, а отправляются ночью, так как в это время меньше шансов, что они будут замечены. Сейчас место, где живут грифоны и добывается золото, представляет собой унылую пустошь. Искатели вышеупомянутого вещества прибывают туда в количестве тысячи или двух сильных и вооружённых человек; они приносят с собой лопаты и мешки и ждут безлунной ночи и тогда начинают копать. Если им удаётся избежать встречи с грифонами, они получают от этого двойную выгоду, ибо не только спасают свои жизни, а и несут назад свой груз, а те, кто овладел умением выплавки золота, очистив его, овладевают огромным богатством, которое служит вознаграждением за описанные опасности. Но, конечно, если их поймают, то тогда им конец. Как мне говорили, они возвращаются домой после трёх или четырёх лет отсутствия."

Элиан "О животных" (182: IV.27; Vol.1, p.241-243)

В жизнеописании легендарного пифагорейца Аполлония Тианского, написанным Флавием Филостратом в начале III века н.э., приводится любопытный диалог Аполлония с индийским мудрецом Иархом, в ходе которого греческий философ расспрашивает и получает ответы касательно разнообразных индийских чудес, о которых были наслышаны в Греции. Речь заходит, в том числе, и о грифонах:

"Что же до золота, добываемого грифонами, то существуют скалы, усеянные золотыми каплями, словно искрами, и золото это упомянутые твари высекают из камня силою клюва. Грифоны действительно обитают в Индии и почитаются посвящёнными Солнцу (Helios) — потому индийские ваятели изображают колесницу Солнца запряжённою четвёркой грифонов. Огромностью и мощью грифоны подобны львам а даже нападают на последних, ибо имеют преимущество в крыльях; превосходят они силою также слонов и драконов. А вот летать они — словно слабокрылые птицы — не горазды, ибо нет у них подлинных крыльев, присущих птичьей породе, но имеются лишь алые перепонки, натянутые на лапах между пальцами: расправляя эти перепонки, они взлетают и бросаются с воздуха, так что неодолим для них только тигр, проворством сродный ветрам."

Флавий Филострат "Жизнь Аполлония Тианского" (162: III.48; c.71)

Во всех трёх описаниях можно заметить некоторые сходства, в частности то, что грифоны живут в Индии и обитают в горах, в чём, видимо, следует видеть влияние Ктесия. В остальном в них заметны различия. В описании Элиана заметна попытка рационализировать образ грифонов. Мотивация в охране золота, ранее непонятная, теперь получает разумное объяснение — грифоны не охраняют золото, а боятся за безопасность своего потомства. С другой стороны то, что они уносят золото в свои гнёзда явилось поводом для некоторых позднейших авторов говорить о том, что в основе образа грифона лежат искажённые сведения о каких-либо птицах, в подтверждение чего приводились повадки некоторых птиц, например сорок, которые интересуются блестящими предметами. Описание способа добычи золота индийцами также возможно имеет литературное происхождение. Геродот приводит в некоторых деталях схожее описание добычи золота, которое выкапывают из земли муравьи (84: III.102, 104-105; c.212-213). Также интересно замечание о невозможности поймать взрослую особь грифона, а только детёнышей, которое напоминает сообщение Мегасфена об индийском звере картазоне (86: p.59-60).

Флавий Филострат приводит, пожалуй, наиболее неожиданное описание грифонов. Кроме не согласующегося с традицией описания внешности грифонов, автор связывает грифонов с, якобы местной индийской религиозной традицией, заявляя о том, что эти существа посвящены солнцу. Но скорее здесь идёт речь о Гелиосе — божестве солнца, который уже с эпохи эллинизма отождествлялся с Аполлоном (традиционное для античной культуры отождествление и поиск соответствий между своими и чужими богами).

Итак, в античной культуре образ грифонов прошёл определённый путь развития, сохранив при этом многие черты, присущие ему уже с самого начала. Грифон принадлежит к тем существам, описания которых можно встретить в исторических, географических, естественнонаучных, зоологических трактатах, но не в мифографической литературе за исключением одного случая. Грифон, не будучи персонажем мифов, был одним из легиона существ, описаниями которых полнилась естественнонаучная литература античности. Значительная часть их пришла с Востока и на своей исторической родине с ними были связаны предания, легенды, они могли быть частью мифологии тех или иных народов, но не попав в Грецию в период активного мифотворчества, эти существа претендовали только на то, что существуют на самом деле в далёких землях, будучи обычными обитателями животного мира. Надо сказать, что к реальности подобных существ периодически относились с некоторым сомнением, хотя в отношении грифонов недоверие высказал только Плиний Старший:

"Крылатых пегасов с лошадиной головой и длинноухих грифонов с ужасным изогнутым клювом я полагаю баснословными; тех в Скифии, этих в Эфиопии".

Плиний Старший "Естественная история" (112: X.LXX; Vol.3, p.379)

В остальном, мы не найдём у античных авторов скепсиса по поводу существования грифонов. Недоверие могут вызвать только новые, неизвестные до сих пор их черты. Так Павсаний в качестве известий, в которых "люди на основу правды нагромоздили много лжи" приводит слух, что "будто грифы в таких же пятнах, как и леопард..." (139: VIII.2.7.; Т.2, c.75).

Обычно грифоны описываются как свирепые и опасные существа, однако только для тех кто вторгается в их сферу обитания. Мотив охраны золота и вражды аримаспов и грифонов не получил на сегодняшний день достаточного объяснения, хотя попыток было сделано предостаточно. О некоторых мы скажем ниже. Надо сказать, что, какая бы ни была основа у этого сюжета, он прекрасно согласовался с представлениями античного мира о "варварском" мире.

Для древнегреческой культуры характерно противопоставление "эллинов" и "варваров". В его основе лежит процесс самоидентификации любой культуры: в любой общности людей есть достаточно чёткое различие между "мы" и "они". В такой крупной общности как народ, а тем более письменный, каким были греки, это различие находит множество проявлений — эксплицитных и имплицитных. Разумеется, проводимые различия не лежат только в одной плоскости, их множество: географическая, языковая, религиозная, бытовая и множество других. Можно хотя бы вспомнить, что само слово "варвар" поначалу обозначало людей, разговаривающих не на греческом языке, то есть чья речь была непонятной. В классический период это отличие уже лишилось рамок сугубо языковых различий. "Варвар" обозначало некультурных людей, не способных к созданию полисного устройства. После понятие "варвар" получило распространение и в Риме. Себя и своё общественное устройство античная культура считала своего рода нормой. Но кроме социальных аспектов, негласной нормой считалось и антропологический тип, животный и растительный мир, обычаи, религия и обрядовая практика. Разумеется, чем дальше находились земли, о которых заходила речь, тем более экзотическими и изобилующими невероятными вещами они выглядели. Само собой, были и исключения, но общая тенденция была именно такой. Границы известной античной культуре земли наиболее выделялись в этом смысле — в них находились, смешиваясь, фантазии и кошмары античной культуры — там помещались наиболее необъяснимые объекты и явления с точки зрения описывающей культуры, там располагались крупнейшие богатства и одновременно — наиболее ужасные существа. Наиболее ярко подобный характер образа грифона выражен у Солина.

Облик грифонов

Письменные источники немного сообщают о том, как грифоны выглядят. Большинство источников сообщают, что это существо крылатое и значит, видимо, умеет летать. Единственное сообщение, находящееся в ярком противоречии со всеми приводится Флавием Филостратом. Кроме того, с иконографической традицией хорошо согласуются сообщения о львином туловище, а также информация Плиния о длинных ушах и изогнутом клюве. Вообще, немногословность авторов касательно внешнего вида грифонов объясняется скорее всего широчайшем распространением этого образа в декоративном искусстве античности. С иконографией некоторым образом расходятся пожалуй только те сообщения, где грифон фигурирует как индийское животное: сообщения Ктесия и Элиана о перьях грифона и уже упоминавшееся сообщение Флавия Филострата.

Происхождение грифонов и место их обитания

Как уже говорилось, античные авторы помещают грифонов в две области мира. Первое место их обитания и классическое — области Скифии, между племенем аримаспов и гипербореями, второе — Индия. Интересное замечание о происхождении грифонов приводится Апулеем в "Золотом осле":

"С плеч за спину до самых пят спускался у меня драгоценный плащ, и со всех сторон, откуда ни взгляни, был я украшен разноцветными изображениями животных: тут индийские драконы, там гиперборейские грифоны, порожденные другим миром и подобные крылатым птицам".

Апулей "Метаморфозы или Золотой осёл" (183: XI.24)

Нрав грифонов

Обычно грифоны описываются как агрессивные по отношению к человеку существа. Флавий Филострат сообщает, что грифоны нападают на львов, а Элиан, что грифоны сражаются с различными животными, хотя в то же время сообщает, что место, где живут грифоны на самом деле пустынное. В VIII эклоге "Буколик" Вергилия встречаем такие строки:

Вместе коня и грифона впрягут, и, время настанет, —

Вместе с псами пойдут к водопою пугливые лани!"

Вергилий "Буколики" (184: VIII. 27-28; c.53)

Автор IV-V веков н.э. Сервий Туллий, комментируя эти строки заметит, что грифоны враждебны лошадям:

"Грипы — особый род животных, водится на гиперборейских горах. По всей внешности они суть львы, но крыльями и головой подобны орлам, очень враждебны лошадям, посвящены Аполлону; поэтому и сказано "уже соединятся грипы с конями"

Сервий Туллий "Комментарии на "Буколики" Вергилия" (170: 1949, №1, с.202)

Действительно, строки Вергилия позволяют сказать об этом. Более того, подобная картина будущей идиллии подразумевает, что читателю хорошо известно о вражде грифонов и лошадей, или конников, которыми традиционно считались аримаспы.

Гиперборейские грифоны и индийские муравьи

Уже говорилось о том, что рассказ Ктесия о грифонах носит следы заимствования из рассказа Геродота об индийских муравьях. Этот рассказ действительно произошёл, видимо, на границе Индии и Тибета и сохранился в китайской, тибетской и индийской версиях. В "Махабхарате" упоминается "муравьиное" золото. Рассказ Геродота наиболее ранний, и он имеет некоторое количество отличий от последующих авторов:

"Другие индийские племена, напротив, обитают вблизи области Пактики и ее главного города Каспатира севернее прочих индийцев. По своему образу жизни они приближаются к бактрийцам. Это самое воинственное из индийских племен, и они уже умеют добывать золото. В их земле есть песчаная пустыня, и в песках ее водятся муравьи величиной почти с собаку, но меньше лисицы. Несколько таких муравьев, пойманных на охоте, есть у персидского царя. Муравьи эти роют себе норы под землей и выбрасывают оттуда наружу песок, так же как это делают и муравьи в Элладе, с которыми они очень схожи видом. Вырытый же ими песок — золотоносный, и за ним-то индийцы и отправляются в пустыню. Для этого каждый запрягает в ярмо трех верблюдов, по бокам — верблюдов-самцов, которые бегут рядом, как пристяжные, а в середине — самку-верблюдицу. На нее они и садятся, выбирая преимущественно спокойную, которая только что ожеребилась. Их верблюды быстротой не уступают коням, а помимо того, могут нести гораздо более тяжелые вьюки.

В такой верблюжьей упряжке индийцы отправляются за золотом с тем расчетом, чтобы попасть в самый сильный зной и похитить золото. Ведь муравьи от зноя прячутся под землей. Солнце в стране этих народов самое знойное утром, а не как в других местах в полдень. Лишь около полудня, когда у нас расходится рынок, солнце стоит там уже высоко на небо. Именно в это время оно припекает там гораздо сильнее, чем в полдень в Элладе, так что, по рассказам, люди должны в это время освежаться купаньем. А в полдень в Индии солнце припекает почти так же сильно, как и в других странах, после полудня же солнце сияет там так же ярко, как у нас утром. А затем солнце делается все холоднее, пока при закате не станет совершенно холодным.

Когда индийцы приедут на место с мешками, то наполняют их [золотым песком] и затем как можно скорее возвращаются домой. Муравьи же тотчас, по словам персов, по запаху почуяв их, бросаются в погоню. Ведь ни одно животное не может сравниться с этими муравьями быстротой [бега], так что если бы индийцы не успели опередить их (пока муравьи соберутся), то никто бы из них не уцелел. Так вот, верблюдов-самцов (те ведь бегут медленнее самок и скорее устают) они отвязывают в пути и оставляют муравьям (сначала одного, потом другого). Самки же, вспоминая оставленных дома жеребят, бегут без устали. Таким-то образом индийцы, по словам персов, добывают большую часть золота, а некоторое гораздо меньшее количество выкапывают из земли."

Геродот "История" (84: III.102, 104-105; с.212-213)

Кроме Геродота, его, с некоторыми вариантами приводят Мегасфен и Неарх. Два последних автора лично побывали в Индии, первый с посольством, а второй — участник походов Александра Македонского. Сведения этих авторов передают Страбон, Арриан, Плиний Старший.

Способ добычи золота определённо напоминает в некоторых деталях описание добычи золота Элианом, а если учесть, что его сведения восходят к Ктесию, можно вполне определённо утверждать, что это описание имеет литературное происхождение, хотя вполне могло отображать некоторые реалии золотодобычи. Замечание Элиана о людях получающих двойную выгоду, если они овладеют искусством выплавки золота также находит свои аналогии у Страбона, передающего сведения Мегасфена о том, что добытчики "муравьиного" золота продают его торговцам в виде руды за любую цену, так как не владеют искусством выплавки металла (86: p.96).

Возможно, что грифоны, выкапывающие золото из шахт, или просто из земли, также навеяны легендой об индийских муравьях, которые обладают таким свойством во всех источниках, а Арриан даже объясняет почему так происходит:

"Мегасфен же говорит, что рассказ о муравьях достоверен в том, что те выкапывают золото, но не ради самого золота, но копают по своей природе, чтобы спрятаться в норе, подобно тому, как и наши маленькие муравьи по-немногу копают землю"

Арриан "Индика" (186: XV; c.270)

Подобное сравнение проводится и Помпонием Мелой (149: III.52), в результате чего образы и тех и других обогатились новой информацией.

Оба сюжета сплелись достаточно сильно, что отобразилась на повествовательных комплексах о грифонах и муравьях, при этом схожесть их подчёркивают сами античные источники:

"Что до индийских грифонов и эфиопских муравьёв, то обличьем они несходны, однако повадками якобы похожи: по преданиям, те и другие стерегут золото и в обеих странах держатся близ золотоносных жил."

Флавий Филострат "Жизнь Аполлония Тианского" (162: VI.1; с.62)

Связь с богами

Говорить о том, что грифоны были интегрированы в греческую мифологию пожалуй нельзя, но грифоны вместе с этим выступают как атрибуты некоторых божеств, или вернее будет сказать, используются последними в качестве ездовых животных. В первую очередь грифоны связываются с Аполлоном, скорее всего, на почве мифа о гипербореях. На древнегреческих вазах периодически встречается изображение Аполлона верхом на грифоне (Краснофигурный килик "Аполлон верхом на грифоне"). Считалось, что Аполлон периодически посещает страну гипербореев на колеснице запряжённой лебедями. У Клавдия Клавдиана, поэта IV – начала V веков н.э. Аполлон совершает эти поездки правя грифонами (187: Vol.2, p.77).Хорошо известны изображения Аполлона верхом на грифоне на краснофигурных вазах керченского стиля (IV век до н.э.). Так как Гиперборея иногда могла трактоваться как некое царство мёртвых, сближаясь в функциях с Островами Блаженных, то Аполлон может трактоваться на этих изображениях как повелитель царства мёртвых.

Подобного рода связь грифонов с Дионисом, чей образ и образ Аполлона начинают сближаться ещё в VI веке до н.э. "Древнейший античный письменный источник — эпос Гомера — знает о буйстве Диониса-Вакха и его свиты, нимф-вакханок (Hom. Il. VI, 130-140), но не знает о Дионисе на грифоне, нагоняющем девушку. Однако именно на грифоне, иногда с поднятой вверх рукой, часто в восточных, высоких сапожках и коротком плаще Дионис-преследователь изображён на пеликах из Пантикапеи... В дионисийско-орфических представлениях — это Хозяин нижнего мира спешит к очередной невесте (жертве?), чтобы вступить с ней в брак в мире мёртвых" (232: с.131). Характерно и то, что в этих сценах Дионис изображается исключительно на грифоне, в то время как другое животное, которое было его обычным атрибутом — пантера, здесь не встречается. Этот сюжет характерен для ваз в женских погребениях. Таким образом грифон определённо связывался, судя по вазописи IV века до н.э., с потусторонним миром. Можно вспомнить и интересное упоминание об этой связи и в литературе, вышеупомянутое сообщение Апулея. Подобная функция, как полагают, могла быть интегрирована в греческие религиозные представления не без участия инородных мифов (232: с.131).

Грифоны также были одним из атрибутов богини справедливого возмездия — Немесиды, которая могла изображаться управляющей повозкой с грифонами. Мы имеем и письменное упоминание об этом, у ранневизантийского автора Нонна Панополитанского:

Немесиде-богине сопутствуя в странствиях дальних,

Божеству, блюдущему правду и жизни дороги,

Птица возмездья летела над плечами богини,

Гриф исполинский, раскинув большие крыла и четыре

Когтя, сей возвеститель того, что богиня в пределах

Четырёх по дорогам проходит миропорядка!

Нонн Панополитанский "Деяния Диониса" (188: XLVIII, 379-384; c.479)

Адрастейя (прозвище Немесиды, "неотвратимая" — прим.авт.)

Стала преследовать сразу ненавистную Авру,

Сразу своих пустила грифов огромных по следу,

И взлетела за ними на небо на быстрой повозке...

Нонн Панополитанский "Деяния Диониса" (188: XLVIII, 450-453; с.480)

Обычно Немесида изображалась символами равновесия, скорости и воздаяния — очевидно, что грифоны и выступают олицетворением последних двух качеств. Возможно также, что здесь тоже присутствует некая связь с мифом о гипербореях, так как этот народ, как считалось, никогда не навлекал на себя гнев богини. До нас дошло также упоминание Страбона о картине "Артемида, уносящаяся на грифе" в святилище Артемиды Алфионии, в устье реки Алфея (189: VIII.3.12; с.213), однако связь Артемиды с этими существами остаётся невыясненной.

Существовала и некоторая связь грифонов с Зевсом. У Эсхила грифоны называются "остроклювыми безгласыми собаками Зевса" (181: с.22), известны изображения грифонов, находившиеся в святилище Зевса в Олимпии. Здесь можно попытаться провести параллель с ролью грифоноподобных существ в персидском искусстве эпохи Ахеменидов. Грифоны иногда идентифицируются как царские животные, символы власти правителя — соответственно ту же роль они могли бы играть и в греческом религиозном искусстве, хотя это всего лишь робкое предположение.

III. Грифоны в литературе средневековой Европы.

Традиция бестиариев

В период своего становления, раннесредневековая Европа растеряла большую часть античной информации по интересующей нас тематике. В основном это касается, конечно, грекоязычных сочинений. Греческая и латинская части империи уже с 395 г. существовали как два отдельных политических объединения, а с окончательным развалом западной части Римской империи связи между ними существовали в основном церковные. Этот факт привёл к тому, что греческий язык и литература перестали быть востребованы в Европе. Если для образованного человека живущего в Римской империи было нормой знание греческого языка, то в средневековой Европе на обладателя такого знания смотрели как на чудо не меньшее, нежели победа святого Мартина над драконом или как на трёх отроков, вышедших из печи огненной. Не трудно предположить, что в латинской Европе не была известна информация греческих писателей о грифонах, только если она не прошла через руки римских. Зато благодаря ошибкам, плохому знанию латыни, искажениям, возможно, плохому состоянию рукописей появляются и неизвестные ранее известия о грифонах.

Тон средневековому знанию о грифонах задал Исидор Севильский:

"Грифы, так называются оттого, что это животные как бы пернатые и четвероногие. Это род диких животных, обитающих в Гиперборейских горах, всем туловищем — львам, а крыльями и ликом они подобны орлам и крайне враждебны к лошадям".

Исидор Севильский "Этимологии" (88: XII.II.17)

Это небольшое сообщение — необходимый минимум для большинства средневековых упоминаний о грифонах. Текстуальная схожесть необязательна, однако почти все они придерживаются опорных точек: облик грифонов (туловище льва, голова и крылья орла), обитание в горах Гипербореи (или Рифейских горах), вражда с лошадьми . Эта традиция очень широко представлена в количественном отношении. Она характерна для средневековых бестиариев, воспринята большими энциклопедиями XIII века, присутствует на средневековых картах.

Кроме этого Исидор упоминает о грифонах, как об обитателях Индии, охраняющих золотые горы:

"Находятся там (в Индии — прим.пер.) золотые горы, куда дойти из-за близости драконов, грифонов и людей крайне чудовищного вида, невозможно".

Исидор Севильский "Этимологии" (88: XIV.III.7)

Эту традицию продолжил Гонорий Августодонский в начале XII века (67: I.10). В бестиарии Пьера из Бовэ говорится, что грифоны живут в индийской пустыне, которую покидают только для того, чтобы найти пищу (113: p.123). Источник этого сообщения, как и многих других, в этом, не находящем себе аналогов бестиарии, неизвестен.

В XII-XIII века, становится стереотипом сообщать о больших размерах грифонов. В Средние Века довольно редко, но всё же встречается информация о постоянной вражде грифонов и аримаспов, хотя в некоторых источниках уже не золото, а жемчуг выступает объектом раздоров:

"Аримаспы. Враждуют с грифами за жемчуг. У грифов головы и крылья, как у орла, а тело, как у льва. Могут пронести быка по воздуху."

Херефордская карта (68: с.165),
комментарий к изображению грифона и аримаспов
(Грифон и аримаспы на Херефордской карте)

Возможно, здесь сказалось влияние сообщения Исидора об индийских грифонах и, соответственно, перенесения воображаемых реалий Индии на Скифию, так как Индия, а особенно о-в Тапробана (Цейлон) всегда считались богатыми жемчугом. Кроме двух традиционных локализаций места обитания грифонов, Индии и Скифии, источники очень редко помещают грифонов в иные области кроме перечисленных и то, только в соседние традиционным. Так на Эбсторфской карте грифоны помещены в Гирканию, блуждающую землю около Каспийского моря:

"С запада под ней (Скифией — прим.авт.) лежит Гиркания, в которой также 44 народа. Есть в ней и большие реки: Оскор, Фасис и Аракс. Там находят драгоценные камни, и золото, и жемчуг. Но они недоступны из-за большого количества грифов, которые высокого роста, четвероногие и пернатые, считается, что быстрее них зверя нет. Родятся они на полюсе, то есть в стороне Гиперборейских гор. Тело их всё по образу или форме, как у льва, а когти и лицо как у орла. Они враждебно относятся к лошадям. Раздирают на части людей, могут смертоубийственными когтями разделать пару быков или двух козлов."

Эбсторфская карта (68: с.150)

Помимо практически повсеместно встречаемого в источниках упоминания о больших размерах грифонов, в некоторых сочинениях авторов XIII века появляется новая информация о них. У Бартоломея Английского, автора одной из самых крупных энциклопедий Средних Веков "О свойствах вещей" появляется сообщение о том, что грифоны кладут в свои гнёзда изумруды, для защиты от ядовитых зверей:

"Грифон во Второзаконии, упоминается среди птиц. В глоссе сказано, что у грифона четыре лапы, голова и крылья у него как у орла, а остальное тело — как у льва. Грифоны обитают в Гиперборейских горах и очень враждебны о отношению к лошадям и людям. В своё гнездо они кладут камень изумруд против ядовитых зверей этих гор."

Бартоломей Английский "О свойствах вещей" (190: XII.20)

У Альберта Великого, современника Бартоломея, сообщается та же информация, только вместо изумруда указан агат. В немецком трактате XV века под названием "О небесном Иерусалиме", где приведена символическая интерепретация 12 драгоценных камней, которые находились в основании 12 оснований стены небесного Иерусалима (Откр. 21.19-20) сказано, что изумруд в основном находится в сухих и холодных районах, отчего владеют им в основном грифоны и одноглазые люди постоянно воюющие за этот камень. Этот минерал — зеленее чем любое растение или камень, и символизирует свежесть и силу христианского благочестия (191: p.38-39). Действительно, ещё в античности считалось, что в Скифии находятся залежи изумрудов, причём именно скифские изумруды считались наилучшими (112: 37.17).

Грифоны в памятниках, примыкающих к циклу об Александре Македонском

Античный роман "Александрия" неизвестного автора, подписавшегося именем спутника Александра Македонского — Каллисфена, был одним из крупнейших сводов чудесного известных античной литературе. Он описывал восточные походы Александра Македонского.

Этот роман ни в коем случае не был источником касательно реальной истории этих походов, в отличие от Арриана, Квинта Курция Руфа, Плутарха и других авторов, помогающих восстановить действительную их историю. Будучи художественным произведением, он подменял события восточных походов Александра теми, которые должны были бы случится с ним согласно античным представлениям о Востоке. Кроме этого, он впитал в себя немало восточных фольклорных элементов, античных стереотипов в описании стран Востока, хотя, конечно, сохранил некоторые ключевые события жизни и военных кампаний Александра. В латинском переложении "Александрии", осуществлённом Львом из Неаполя в середине X века, носящим название "О рождении и победах Александра Македонского" (Nativitas et victoria Alexandri Magni), но традиционно известным как "История войн" (Historia de prelliis) (192: p.38), грифоны выступают в весьма любопытном эпизоде, в котором затрагиваются не военные подвиги Александра, а его исследовательские интересы, тоже являющиеся важной составляющей романа:

"Вместе с моими сподвижниками мы решили создать такое устройство, на котором можно было бы подняться к облакам и узнать, в действительности ли то, что мы видим, является небом. Соорудив такое устройство, мы сели в него, приманили грифов, привязали их цепями, а над ними возвышались шесты с пищей на концах, так что они начали подниматься в небо. Однако божественное провидение повергло их на землю в десяти днях пути от моего войска, но благодаря железным решёткам я не получил ни царапины."

"История войн" (193: с.98), Иллюстрация из рукописи "История Александра"

Со временем, на границе античности и Средневековья, отдельные элементы романа, а именно описания восточных земель, зажили собственной жизнью и начали формировать собственные произведения, в которых личность Александра Македонского отходила на второй план или исчезала вовсе, а главное внимание уделялось описаниям всевозможных удивительных явлений, чудовищных существ, необычной флоры Востока. Начало подобной литературе было положено, возможно, не столько самой "Александрией", сколько включённым в её состав "Письмом Александра к Аристотелю о чудесах Индии", которое имело хождение в Средние века как самостоятельное произведение. В "Александрии" и "Письме Александра Аристотелю..." восточные реалии выступают в основном как враждебные по отношению к войску Александра. Враждебны по отношению к войску Александра не только местные народы, но и сама природа, стремящаяся уничтожить войско и остановить победное шествие македонского полководца. Александр и его войско вынуждены постоянно преодолевать противодействие разного рода чудовищных существ, в том числе и грифонов:

"Там же были и грифы, с головами как у орлов, в остальном же совсем на орлов не похожие, с огромной скоростью они набрасывались на лица людей. Одних воины поразили стрелами, других копьями."

"Письмо Александра Аристотелю о чудесах Индии" (193: с.145)

Производные от "Письма Александра..." и "Александрии" памятники уже не принято причислять к александрову циклу, хотя их зависимость от него довольно велика. В IV-V века н.э. появляется "Послание Фермеса императору Адриану", которое, как и "Письмо Александра..." является описанием разного рода чудес, но в отличие от него не претендует на то, чтобы считаться записками очевидца, а выдаёт себя за письмо восточного царя римскому императору. В Средние Века появляются новые произведения, сильно зависящие от памятников александрова цикла — "Чудеса Востока", "Книга чудовищ", "Письмо царя Премона императору Траяну". С другой стороны эти произведения обогатились уже христианской литературой, повествующей о чудесах Востока — произведениями Исидора, Августина Блаженного. Если "Александрия" и, в некоторой степени, "Письмо Александра Аристотелю..." являются беллетризированным рассказом о деяниях, то вышеперечисленные произведения напоминают скорее перечни чудес и чудовищ, которых можно встретить в тех или иных областях.

История появления грифонов в этих сочинениях интересна тем, что наглядно показывает как и насколько могла трансформироваться информация от произведения к произведению. В "Послании Фермеса императору Траяну" мы встречаем описание феникса. Начало этого описания выглядит таким образом:

Неподалёку от него (Гелиополя — прим.пер.) воистину есть неприступная алмазная гора и на этой горе живёт птица, у которой орлиная голова, а перья больше всего похожи на перья удода (в ориг. Luppe — прим.пер.).

"Послание Фермеса императору Адриану" (151: XLI; p.48)

После этого следует более или менее стандартное описание феникса. Однако безымянный автор раннесредневекового произведения "Чудеса Востока", во многом следуя "Посланию Фермеса..." судя по всему посчитал, что имеет дело не с началом описания феникса, а с полным описанием какого-то другого существа, имеющего орлиную голову. Так в "Чудесах Востока" появилось описание грифона:

"Есть также и алмазная гора, где живёт грифон — птица с четырьмя лапами, орлиной головой и бычьим хвостом".

"О чудесах Востока" (151: XXXV; p.21)

Как видно, автор, кроме имени добавил к описанию и те черты, которые, по его мнению, грифон иметь просто обязан и если четыре лапы в придачу к орлиной голове согласуются с традицией, то такая деталь как бычий хвост, честно говоря, остаётся загадкой.

Автор "Письма царя Премона императору Траяну", используя в качестве своего основного источника "Чудеса Востока", описывает богатства Гелиополя и воспроизводит тот же порядок описания, что и последнее сочинение. Там же мы и встречаем наших грифонов, с которыми произошла дальнейшая трансформация:

"И Рифейские горы тут, где грифоны, у которых лошадиные головы."

Письмо царя Премона императору Траяну (151: XXXVI; p.40)

Получается парадоксальная ситуация. Автор не воспользовался в данном случае "Чудесами Востока", а привёл наиболее стандартную версию — что грифоны обитают в Рифейских горах. Таким образом получилось, что Рифейские горы находятся около Гелиополя в Египте, кроме того в него переместились и обитатели этих гор — фениксы, о которых речь ведётся в следующем пассаже. "Лошадиная голова" грифонов объясняется, видимо, ошибкой переписчика, принявшего "орлиную" (aquilinum) за "лошадиную" (equinum).

Эта традиция прекращается в основном примерно в X-XI века, так как популярность большинства этих произведений не переходит эти временные рамки, кроме, конечно, самой "Александрии", её разнообразных версий, переводов, переложений, прозаических и поэтических, этого чрезвычайно популярного в XII-XV века произведения.

Моральное истолкование грифонов и их символическое значение в христианской культуре Средних веков

Широко распространённое мнение о том, что грифон обычно считался положительным образом и символизировал Христа, или по крайней мере позитивные для христианина ценности, не выдерживает никакой критики. Скорее всего этому стереотипу мы обязаны не столько символизму Средневековья, столько Данте, авторам XVII-XVIII веков и геральдике. Для уяснения некоторых вопросов, связанных с символическим значением грифонов в христианской культуре, нам придётся обратится к самой главной для каждого христианина книге — Библии.

В Вульгате два раза упоминаются грифоны, однако в Средние века на это не очень обращали внимание — по крайней мере не часто упоминали об этом, рассказывая о грифонах (среди приведенных отрывков можно вспомнить только Бартоломея Английского), и, похоже, это известие не сильно повлияло ни на фактическое знание, ни на символическое толкование грифонов. Грифоны встречаются в Вульгате в книгах Левит и Второзакония в параллельных местах, где идёт речь о пищевых запретах для иудеев (Лев.11.13, Втор.14.12. — для удобства читателя все ссылки на Библию, если текст в данном случае не расходится с латинским вариантом, даются на русский синодальный перевод), причём упоминаются они среди нечистых птиц, т.е. запрещённых к употреблению в пищу. На самом деле, в еврейском тексте имелась ввиду, видимо, какая-то разновидность орла или кречета.

Как таковые грифоны в Библии отсутствуют, однако там встречаются некоторые явно родственные образы. Конечно же, это образ крылатого льва, хорошо известный в христианской символике, так как часто именно в таком обличье выступал один из евангелистов, по наиболее распространённой трактовке — Марк. Эпизод в Новом Завете, давший возможность подобной трактовке находится в Откровении Иоанна Богослова (Откр.4.6-8). Хотя здесь имеются ввиду херувимы, так как образ четырёх животных безусловно навеян видением Иезекиля, а именно образом меркабы, небесной колесницы несущей ковчег (Иез.1), образ крылатого льва, вполне мог повлиять на символику или моральную трактовку грифонов. Довольно интересен и тот факт, что книга Иезекиля была написана во время Вавилонского пленения и впитала в себя образность вавилонского религиозного искусства, в котором крылатые львы и другие подобные им существа не были редкостью. Интересен ещё один образ крылатого льва в Библии, на этот раз в книге Даниила (Дан.7.2-4):

"2. ...видел я в ночном видении моем, и вот, четыре ветра небесных боролись на великом море,

3. И четыре больших зверя вышли из моря, непохожие один на другого.

4. Первый — как лев, но у него крылья орлиные; я смотрел, доколе не вырваны были у него крылья, и он поднят был от земли, и стал на ноги, как человек, и сердце человеческое дано ему."

Книга Пророка Даниила. 7.2-4 (7)

Четыре зверя олицетворяют собой четыре государства, из которых крылатый лев представляет являет собой Вавилонскую державу, врага и притеснителя иудеев. Эти четыре животных — своеобразная модель всемирной истории, в которой четыре государства, управляющие миром падут, как нечто чудовищное и неестественное, и уступят место царству Божьему. Хотя здесь описывается крылатый лев, но в Средние века образ первого зверя из видения Даниила довольно сильно отличался от крылатого льва, каким изображался Марк ("Quatre Bêtes"). Практически одинаковые образы, но наполненные различным содержанием приводили, как видно, к изменениям и в изображении их.

Разумеется, актуален вопрос о том, насколько "составляющие" грифона — лев и орёл, и их морально-символическое толкование повлияли на отношение к грифонам и каково было отношение к ним самим. Можно говорить, что в целом лев и орёл — положительные символы. В Библии лев обычно выступает символом мужества, непреклонности, силы, власти и свирепости. С ним связаны как положительные, так и отрицательные коннотации, но благодаря "Физиологу", в котором лев был однозначно связан с фигурой Христа, в средневековой литературе и искусстве можно говорить об общем положительном отношении к этому животному (113: p.137). Точно так же можно и говорить об орле, чьё символическое значение было менее ярким, но также положительным.

Но тем не менее грифоны, если их пытались оценивать с морально-символической точки зрения, были скорее отрицательным образом. Видимо, сам образ грифона, как существа враждебного к людям, наталкивал на это. С другой стороны грифоны отсутствовали в "Физиологе" — главном источнике морально-символического истолкования животных для средневековой культуры, поэтому все попытки такого истолкования были обусловлены не традицией, а наличествующей информацией о грифонах.

Автор каролингской энциклопедии "О вселенной" Рабан Мавр поставил перед собой очень нужную и сложную задачу для своего времени. Как и Исидор Севильский, он вознамерился соединить знания язычников с христианской мудростью, но если испанский епископ создал своего грандиозный толково-этимологический словарь, то Рабан вознамерился дополнить "Этимологии" тем, чего ему не хватало — изощрённой экзегезы. Уже после Беды Достопочтенного стало нормой применять четыре способа толкования, или, иными словами, искать четыре смысла в явлениях, предметах, письменных памятниках — буквальное, аллегорическое, тропологическое (указывало на моральный смысл), и анагогическое (указывало на религиозный смысл). Разумеется главным объектом упражнений толкователей стала Библия. Но мир — Божие творение, и каждая в нём вещь являла собой открытую книгу, отражение его сути, которую можно было понять и проинтерпретировать. Можно вспомнить мистика XII века Алана Лилльского, который наиболее ёмко выразил эту мысль: "В мире всякое творенье — книга и изображенье, будто зеркало для нас." Ничто в мире не считалось случайным и всё имело свой потаённый смысл. Рабан Мавр хотел дать не только соединение христианского и языческого знания, но и истолковать его, взяв за основу "Этимологии" Исидора. Труд Рабана похож на дописывание "Этимологий". Конечно, у энциклопедии Рабана другая структура, другой объём и даже другие задачи, но Мавр действительно редко вмешивается в текст Исидора. В том что касается дополнения Исидора, Рабан добавляет к нему только толкования, но не фактическое наполнение. Конечно, этот автор не применяет все четыре способа ко всем объектам, чаще всего ограничиваясь буквальным и аллегорическим. Грифоны также получают своё истолкование:

"Грифы, так называются оттого, что это животные как бы пернатые и четвероногие. Это род диких животных, обитающих в Гиперборейских горах, всем туловищем — львам, а крыльями и ликом они подобны орлам и крайне враждебны к лошадям. Они могут означать яростных гонителей и надменных гордецов, которые враждебны людям, следующим простоте христианской и живущих разумно."

Рабан Мавр "О вселенной" (89: VIII.I.; Col.222)

В раннесредневековом ирландском "Плавании святого Брендана", в котором описывается путешествие монаха Брендана по северным и западным морям, то есть по Атлантике, мы также встречаем грифонов. Само путешествие это носит легендарный характер, хотя в своё время выдвигались предположения, что Брендан был чуть ли не первооткрывателем Америки. Это произведение было свооебычной помесью кельтской волшебной сказки, житийной литературы, а также прототипом описаний путешествий на тот свет в последующей литературе. Путешествие Брендана изобилует познавательными и назидательными чудесами: он, вместе с иноками его сопровождающими, попадают на "остров", который оказывается огромной рыбой, встречают Иуду, сидящего на скале в море, встречают чудесным образом устроенные монашеские обители, обитатели которой не знают "ни старости, ни слабости", встречают громадную кристаллическую колонну посреди моря, встречают низверженных ангелов, обращённых в птиц и пр. Вместе с этим дьявол пытается помешать Брендану, испытывая его спутников и подвергая его опасностям. Кроме мест сакральных и боговдохновенных, Брендан встречает существ и места, чья инфернальная сущность довольно недвусмысленно даёт о себе знать. Одно из таких существ — грифон, который нападает, на святого и его спутников:

"Взойдя на корабль, они развернули парус в подветренную сторону. И когда они вышли в море, то увидели птицу под названием гриф, издалека летевшую им навстречу. Заметив её, братья сказали святому отцу: "Это чудовище появилось, чтобы пожрать нас". Человек Божий ответил им: "Не бойтесь. Бог — наш помощник, и Он защитит нас от этой напасти." Гриф же выпустил когти, чтобы схватить слуг Божьих. И вдруг неожиданно птица, которая в прошлый раз принесла ветку с плодами, появилась перед грифом и стремительно полетела к нему. А гриф тут же захотел разорвать её. Птица защищалась до тех пор, пока не одержала верх и не вырвала у грифа глаза. Гриф же полетел ввысь, так что братья едва смогли его разглядеть. Однако губитель не оставил его до тех пор, покуда не лишил жизни. А труп его на глазах у братьев упал возле корабля в море. Другая же птица возвратилась в свои края."

"Плавание святого Брендана" (195: с.63-64)

Грифон мог обозначать дьявола, уносящего души людей в пустыню ада, подобно тому, как грифон уносит людей в пустыню, чтобы пожрать (72: p.186) (видимо эта трактовка восходит к бестиарию Пьера из Бовэ), плотский грех (193: p.192).

Грифон, как положительный образ, появляется, кажется, только у Данте. В XXIX-XXXII канцонах "Божественной комедии" Данте наблюдает триумфальную процессию повозки, символизирующей церковь (образ взят из видения Иезекиля), сопровождаемую символами библейских книг, Евангелий, трёх христианских добродетелей, четырёх основных добродетелей и пр. Везёт эту повозку грифон. Согласно комментаторам "Божественной комедии", грифон может символизировать Христа или папу. Обе трактовки вполне вероятны: Христос обладал двумя природами — божественной и человеческой, и, соответственно, папа — властью церковной и светской. Данте постоянно подчёркивает двойную природу грифонов, их "двухсоставность", "двоерождённость". Этот, в данном контексте, вне всякого сомнения положительный образ, видимо, сыграл в дальнейшем немалую роль в положительной трактовке грифонов.

"Негодный народ грифов"

В Раннем Средневековье образ грифов разживается ещё одной ипостасью. Теперь грифоны — это не только устрашающее существо в горах Скифии, — это народ. Путаница между топонимами и этнонимами характерна для произведений античности и Раннего Средневековья. Но, насколько нам известно, названия животных не принимались за названия человеческих племён. И вот это произошло. Этому воистину чудесному превращению мы обязаны неизвестному автору VII века, называющему себя Иеронимом, который, вероятно, написал "Космографию" и выдал её за перевод с греческого одноимённого произведения написанного Этиком Истрийским. Описывая северные земли Этик пишет следующее:

"Здесь философ приступает к [описанию] северных островов и народов — грифов, народе [живущем] вблизи океана, откуда, как утверждает древняя молва, двинулась молодая поросль саксов и пришла с свирепой войной в Германию. Племя это глупейшее, подобное диким зверям и страусам или крокодилам и скорпионам."

Этик Истрийский "Космография" (196: p.118)

Надо сказать, что некоторые основания для подобного утверждения у Этика были. В латиноязычной традиции, когда заходила речь о грифонах, как о существах, живущих где-то на окраине мира, грифоны практически никогда не упоминались в единственном числе и авторы обозначали их как gens (лат.: народ, племя, вид), которое было более употребительно по отношению к сообществам людей, чем животных. Можно вспомнить и мысль И.В.Шталь о том, что и у Геродота, под грифонами подразумевались не чудовища, а сообщества людей (232: С.137) Возможно, именно это словоупотребление и повлияло на отождествление грифонов, в неким живущем на севере народом. Сочинение Этика пустило глубокие корни в средневековой культуре, и ещё в XII-XIII веках мы периодически встречаем на картах "негодный народ грифов". Насколько далеко могла доходить путаница, хорошо показывает рисунок народа грифов и подпись под ним:

"Здесь живут негоднейшие люди грифы. Ведь, кроме всего прочего, они делают себе одежду и сёдла своим лошадям из кожи врагов"

Херефордская карта (68: c.157)

Здесь на народ грифов перенесена отличительная черта другого скифского народа — гелонов.

Грифоны и восточные легенды об огромных птицах

С начала крестовых походов, контакты между Западной Европой и Востоком участились и стали заметно интенсивнее. Королевства крестоносцев на Ближнем Востоке способствовали не только учащению военных конфликтов между мусульманами и католиками, но обмену культурно-мировоззренческих установок. В XII веке Западная Европа открывает для себя арабскую науку и литературу. Бурный поток восточных сюжетов, мотивов, образов проникает в европейскую иконографию и литературу. Вполне возможно, что иконография грифона, сжимающего в передних лапах кабана (Грифон из рукописи Национальной Французской библиотеки (Latin 3630)), была навеяна сходными изображениями птицы Рух или птице Симург, легенды о которой довольно широко известны в арабском мире.

Начиная с середины XII века имеются очень яркие свидетельства того, что образ грифона в Европе начинает испытывать влияние арабских, персидских и индийских легенд о гигантской птице, способной унести слона. Вениамин Тудельский, еврей, отправившийся в XII веке в путешествие по Европе и Ближнему Востоку в поисках общин своих соплеменников, рассказал историю о грифоне, немного напоминающую историю спасения Синдбада при помощи птицы Рух в его втором путешествии, или подобной же истории о птице Гаруда в изложении Антонио Пигафетты. В изложении Вениамина эта история выглядит так:

"Отсюда, чтобы дойти до земли Цин (Китай), нужно сорок дней пути, и это крайний восток. Некоторые говорят, что туда есть морской путь, по которому можно достигнуть так называемого замерзающего моря, и что там господствует созвездие Орион, часто воздымающее такие бури, что ни один мореходец не может управлять своим кораблем по причине чрезвычайной силы ветра; а когда ветер загоняет корабль в замерзающее море, то он уже никак оттуда выбраться не может, и экипаж, израсходовав всю свою провизию, умирает голодною смертию. Таким образом погибло много кораблей. Но люди придумали спасаться из этого гибельного места следующим способом. Корабельщик берет с собою телячьи шкуры, и если ветер загоняет его в замерзающее море, то он, захватив с собою нож, влезает в шкуру, зашивается в нее, так чтобы вода не могла проникнуть, и в таком виде кидается в море. Видит это большой орел, так называемый грифон, и принимая плавающее тело за животное, спускается с высоты, хватает его своими когтями, несет на сушу и опускает где-нибудь на горе или в долине, с тем чтобы растерзать свою добычу. В то время человек мгновенно убивает орла ножом и, высвободив себя из шкуры, идет отыскивать какого-либо населенного места. Очень много людей спаслось такою хитростию."

Вениамин Тудельский "Книга странствий" (197: c.173-174)

Генри Юл, переводчик книги Марко Поло на английский язык, упоминает некую латинскую поэму начала XIII столетия в которой некий граф Эрнест вместе со спутниками, путешествуя по Чёрному морю, попадают в район действия магнитной горы (это известная легенда — Магнитную гору помещали в Атлантике, в Северных морях, вдоль побережья Индии и Персидского залива) и терпят кораблекрушение, претерпевают различные бедствия. А затем спасаются схожим с описанным Вениамином способом. Самое удивительное то, что, несмотря на явно восточную подоплёку этой истории, грифоны относят путешественников в "страну Аримаспию, где водятся циклопы" (!) (198: p.804).

Наконец, стоит вспомнить наиболее известный случай, когда европейский образ грифона накладывается на легенды о птице Рух, на этот раз не на пользу первого. Марко Поло, услышав легенду о птице Рух, принял её за известия о хорошо известных в Европе грифонах:

"Рассказывают, что там есть птица гриф, появляется в определённое время года, и во всём гриф не таков, как у нас думают и как его изображают; у нас рассказывают, что гриф наполовину птица, а наполовину лев; и это неправда.

Те, кто его видел, рассказывают, что он совсем как орёл, но только, говорят, чрезвычайно большой. Кто его видел, описывают его, как я слышал, так: рассказывают, что гриф очень силён и очень велик; схватит слона и высоко-высоко унесёт его вверх, на воздух, а потом бросит его на землю, и слон разобьётся; гриф тут же клюёт его, жрёт и упитывается им. Кто видел грифа, рассказывают ещё, что если он расправит крылья, так в них тридцать шагов, а перья в крыльях двенадцати шагов; по длине и толщина их.

< ... >

О грифе вот ещё что нужно сказать: зовут его на островах руком. А по-нашему не называют и грифа не знают; но то гриф, судя по величине."

Марко Поло "Книга о разнообразии мира" (93: с.202-203)

В "Путешествии Джона Мандевиля" в середине XIV века, автор которого пользовался записками европейских путешественников на восток, но сам, в отличие от них, никуда не ездил, уже практически не чувствуется восточное влияние на грифонов:

"Также в этой земле (в Бактрии — прим пер.) обитает множество грифонов, гораздо больше, чем в любой другой. Люди говорят, что передняя часть у них как у орлов, а задняя — как у львов, и это действительно так. Тем не менее грифон больше и сильнее, чем восемь львов, и больше и сильнее, чем сто орлов. Он может отнести в своё гнездо наездника вместе с крупной лошадью или двух быков, впряжённых вместе, как когда они пашут. Когти на его лапах такие же большие и длинные, как рога у быков, и кроме того очень острые. Люди [в этой земле] делают из этих когтей чаши для питья, как мы делаем такие же из бычьих рогов; из рёбер его перьев они делают крепкие луки."

"Путешествие Джона Мандевиля" (66: XXIX; p.167)

Информация об изготовлении кубков из когтей грифона не находит своего подтверждения в источниках "Путешествия...", однако подобные кубки хорошо известны в Европе и сохранились до наших дней в Веймаре, Кёльне, Вене, Дрездене. В основном, роль "когтей грифона" выполнял рог африканского буйвола (191: p.106), который ввиду своей редкости в Европе вполне мог сойти за коготь никем не виданного грифона.

Вера в грифона была жива ещё в начале XVI века, когда испанский историк писал о том, как участники второй экспедиции Колумба приняли следы неизвестного животного на песке за следы грифона. (199: c.295-296)

IV. История изучения образа грифона в XVII-XX веках.

Неверие в реальное существование грифонов пришло с эпохой эмпиризма. "Новое учение" принялось опровергать то, что оно называло баснями, сказками, недостоверными данными, заблуждениями и суевериями. Видной фигурой среди подобных обличителей был сэр Томас Браун, вошедший в историю науки своими разнообразными трудами, довольно разносторонними по содержанию. Одним из таких сочинений сталы "Общераспространённые заблуждения" (Pseudodoxia Epidemica), впервые напечатанные в 1646 году. В них сэр Браун ниспровергал многие распространённые убеждения. Автором с блеском доказывалось, что алмаз нельзя разрезать козлиной кровью, что страусы не едят железо, что слоны имеют суставы, а амфисбена не существует, вопреки установившемуся мнению. Грифонам он также посвятил главу, где заверил читателя, что: "Причудливый образ грифона был рождён ни чем иным, как символическим воображением..." (200: p.143). Вывел сию истину автор на основании того, что древние свидетельства основаны на слухах, а современные путешественники существование грифонов подтвердить не могут:

"Что касается свидетельств древних авторов, то все они происходят и ограничиваются Аристеем, поэтом из Проконессы, который утверждал, что возле аримаспов, племени одноглазых людей, грифоны охраняют золотоносные шахты. Но это было, как передано Геродотом, написано на основании слухов; и Миховий (Матвей Миховий, автор книги "О двух Сарматиях, 1518 г. — прим.авт.), подробно описавший эти земли ясно подтвердил, что ни золота, ни грифонов нет в этой земле, нет и такого вымершего животного, на основании чего он сделал заключение: я утверждаю против древних авторов — ни в северных ни в каких-либо других частях мира существование грифонов подтвердить нельзя"."

Thomas Browne "Pseudodoxia Epidemica" (200: p.143)

Александр Росс, шотландский священник и автор многочисленных произведений, написал свою "Arcana Microcosmi" (Тайны микрокосма) как прямой ответ на произведение Брауна. Пытаясь доказать возможность существования подобного грифону существа, он указывал на известные примеры животных, которые также выглядели "сложносоставными" — летучих мышей, летучих рыб, обезьян с собачьей головой (кинокефалов). Страсть грифонов к золоту не являлась невозможной, автор утверждает, что он сам видел сороку, которая украла деньги и спрятала их в стене. Касательно свидетельства Миховия, Росс утверждал, что грифоны могли перебраться со времён Геродота в ещё более пустынные и обезлюдевшие места. (201: p.199-200)

Подобная дискуссия очень характерна для того времени. Она показывает переориентацию западного общества на эмпиризм и рационализм. Характерны и личности: Браун, сын торговца шёлком, представитель, так сказать, "третьего сословия", учившийся в знаменитом на всю Европу Лейденском университете, и Росс — простой викарий и противник теории Коперника. Дело не в аргументах даже, так как оба автора вполне логичны в своих построениях, а в том, насколько каждый из них выражал дух времени. Победила, конечно, скептическая точка зрения Брауна и грифоны были переведены из разряда существующих птиц, пускай сведения о них были не полностью достоверны, в разряд порождений "символического воображения".

Данному вопросу уделено так много места потому, что оно характеризовало собою начало науки Нового и Новейшего времени и задало тон и исторической науке. Влияние конкретной полемики было не настолько велико, того же Брауна открыли заново только романтики начала XIX столетия, но общее отношение к античным сообщениям (про средневековые и говорить не приходится), касающимся необычных существ или явлений, экстраординарных событий или человеческих способностей, формировалось только тем, насколько данное сообщение подтверждается непосредственным опытом.

Грифонам ещё несколько раз пытались найти в качестве прототипа какое-либо реальное животное. Путешествуя по Сибири в 20-х годах XIX ст., немецкий учёный Г.А.Эрман, предположил, что основой греческих легенд о грифонах, могли выступать представления народов Южной Сибири об огромной птице, за останки которой принимали кости мамонтов. В середине 1850-х годов, Джон Тимбс предположил, что прототип грифонов — тапир (Модель превращения тапиров в грифонов) (202: p.340-343). Его не смутило то, что тапиров греки не имели особой возможности видеть, так как Америка ещё не была известна европейцам. Практически ничего не было известно и о юго-восточной Азии, где водится малайский тапир. По крайней мере, ещё Геродот считал, что восточнее Индии нет земли. Наиболее известная на сегодняшний день теория о происхождении грифонов, которая предлагает в качестве прототипа этого образа реального животного, является теория Эдриенн Мэйор, анализ которой приведен ниже.

Не раз подвергалась анализу и история вражды грифонов и аримаспов в греческих памятниках. В начале 70-х годов прозвучала гипотеза, что миф о вражде грифонов и аримаспов являлся частью скифского эпоса, который вместе с другими известиями через Аристея, Геродота, Пиндара попал в древнегреческую литературу (203: c.66-68). В 1997 году эта гипотеза была развита А.В.Запорожченко и Д.В.Черемисиным. Так, эти авторы считали, что миф об аримаспах и грифах воспроизводит в общих чертах архаическую индоевропейскую мифологему. Одна версия её уже существовала в древнегреческой литературе — это "гераномахия", то есть известная ещё по "Илиаде" борьба пигмеев и журавлей, поэтому скифская версия этого же мифа, "грифономахия", была не просто пересказана, а идентифицирована греками в близких "герономахии" категориях (175: c.83,84). Проведя многочисленные параллели из мифов других индоевропейских народов, исследователи приводят такую реконструкцию этого мифа:

"На границе миров, в порубежном локусе, у входа в иной мир, который маркируется образом мировой горы (Рипы) или мировой реки (Океан, источник Плутона), обитают тератологические существа — стражи подземных богатств и входа в "страну блаженных" (одноглазые великаны, безносые карлики, пигмеи, змеи, муравьи). В "тот" мир совершают путешествия только фантастически гигантские птицы, вступающие в жестокие схватки с его охранниками. Птицы доставляют туда души умерших, а оттуда — новую жизнь, плодородие, души новорожденных, напиток бессмертия и жизни, а в более поздних мифах — золото и драгоценности".

Запорожченко А.В., Черемисин Д.В. "Аримаспы и грифы" (175: с.89)

Теория Эдриен Мэйор

Наиболее широко известная и достаточно благосклонно воспринимаемая теория о происхождении грифонов принадлежит американскому фольклористу и криптозоологу Эдриен Мэйор, которая впервые, насколько нам известно, увидела свет в 1993 году в журнале "Фольклор", в рамках статьи "Грифоны и аримаспы" (176), написанной в соавторстве с Майклом Хинли. Соавторство условное, так как по сути это две статьи и две теории, — о происхождении образа грифонов и образа аримаспов. Уже в этой статье теория имела вполне законченную форму. Через семь лет, в 2000 году, у того же автора вышла книга "Первые охотники за ископаемыми останками: палеонтология в греко-римское время" (204), посвящённая проблеме ископаемых останков наблюдаемых в античное время и приведших к появлению образов грифонов, кентавров, циклопов, гигантов и пр. Теория о происхождении образа грифона занимает в книге первую главу (204: с.15-54). Несмотря на значительное увеличение в объёме в этой теории не появилось существенных изменений, и произошло оно за счёт более популярного изложения, скорее напоминающего детектив, чем научную гипотезу. Даже больше, статья 1993 года лучше и подробнее аргументирована, снабжена критическим аппаратом и более напоминает, собственно, научную теорию, нежели книга 2000 года. Поэтому для рассмотрения её мы воспользуемся статьёй, однако по необходимости будем прибегать и к книге.

Подробное рассмотрение этой гипотезы вызвано тем, что автор претендует на окончательное решение проблемы происхождения образа грифонов. Она получила достаточно широкую известность уже не только в среде криптозоологов и фольклористов. Нам кажется, что несмотря на содержащееся в ней рациональное зерно, эта теория грешит ошибками, неточностями, не обращает внимание на факты, которые сводят её ценность к минимуму. Её главная мысль, что образ грифона в греческом искусстве, а также легенда о вражде аримаспов и грифонов в греческой литературе, вызваны наблюдениями ископаемых останков протоцератопсов в пустыне Гоби и на Алтае, не выдерживает критики.

Ввиду не такой большой доступности этой статьи и книги, нам придется подробно пересказать эту теорию и указать на её ключевые позиции.

"Начало контактов древних греков с кочевыми культурами Средней Азии берут начало в VII веке до н.э. Вместе с экзотическими товарами, экспортируемыми из Средней Азии в Грецию, попадают и легенды об удалённых землях и их обитателях. Первое письменное свидетельство двух загадочных азиатских существах, грифонах и аримаспах, появляется в этот период. Gryps, или грифон, был известен в переднеазиатском искусстве; его тело было как у четвероногого хищника, но имелся мощный клюв. В представлениях скифов, которые отобразились в греко-римской литературе, грифоны и аримаспы ассоциировались с золотом; в более поздних описаниях говорилось, что грифоны откладывают яйца в норы в земле, а в их гнёздах находятся золотые самородки."

Mayor A., Heaney M. "Griffins and arimaspeans" (176: p.40)

Так начинает свою статью Э.Мейор. В кратком вступлении, автор подводит итоги тем теориям, которые основывались на возможном палеопрототипе грифонов — предположение Росса, о том, что образ грифона мог произойти от необычного восточного животного, либо же вымершего, теории немецкого путешественника Эрмана (1829 год) о том, что легенда о грифонах могла произойти от находок в Южной Сибири костей мамонта. Далее читаем:

"Мы намерены пересмотреть замечания Росса и Эрмана в свете как уже забытых, так и новых сведений из различных дисциплин. Идентификация грифона остаётся нерешённой проблемой в силу того, что всякий учёный, изучающий эту легенду, остаётся несведущим в важных находках в других областях знаний. Интердисциплинарный подход, сочетающий изучение классического искусства и литературы, фольклора, археологии, геологии и палеонтологии, поможет найти зоологическое происхождение [этого образа]. Анализ первых греческих письменных сообщений, а также ранних художественных изображений дают основания полагать, что представления о грифонах появились из уникальных фауновых наблюдений в Центральной Азии."

Mayor A., Heaney M. "Griffins and arimaspeans" (176: p.41)

Кратко упоминая первые появления грифоноподобных существ, птиц в ближневосточном и крито-микенском искусстве, автор переходит к первому письменному свидетельству касательно грифонов — сообщению Аристея. Считалось, что Аристей посетил исседонов, соседей аримаспов, и с их слов записал легенду о вражде этого племени с грифонами. Мейор пишет, что племя исседонов занимало территорию между юго-западным Алтаем и северным Тянь-Шанем. Это первый ключевой момент в статье, так как именно на этой и близлежащей территории, автором будут проводится поиски прототипа грифонов. Далее автор рассматривает различные античные свидетельства о грифонах с такой предпосылкой, что эти свидетельства, основанные на Аристее, донесли уникальные частички скифского фольклора, а также отображают облик прототипа грифонов — протоцератопса. Автор акцентирует внимание читателя на том, что сообщения античных авторов говорят не столько о классическом грифоне, сколько о бескрылом, наземном существе, имеющем клюв. Только Плиний Старший в I веке н.э., как утверждает Э.Мэйор, упоминает, что грифоны имеют крылья. Также важно для автора упоминание Плиния о том, что грифоны роют себе норы, упоминание Павсания о золоте, которое находится на поверхности земли, Филострата — о грифоне, как о нелетающем существе. Последнее письменное свидетельство, которое рассматривается автором, это сообщение Элиана. Автор пишет:

"Тысячу лет спустя после Аристея, описание Элиана всё ещё описывает четвероногого хищника, с когтями и клювом, ассоциировавшегося с добычей золота".

Mayor A., Heaney M. "Griffins and arimaspeans" (176: p.45)

Далее автором кратко анализируется изобразительное искусство. Мэйор упоминает грифоноподобных существ в скифском искусстве, приводя такие известные памятники, как Келермесское зеркало, находки в Пазырыке. Далее идёт очень краткий очерк истории образа грифонов в греческом искусстве. Автор, в частности, пишет:

"В 600-х гг. до н.э., примерно во время Аристея и первых контактов греков со скифами, грифон становится популярной темой в греческом искусстве. Бронзовый грифон из Олимпии и с острова Самос — весьма типичные примеры. Наиболее ранние бронзы натуралистично изображают рептилиобразных существ с открытыми клювами, большими глазами, налобной шишкой, торчащими "ушами", шеями с гребнем или чешуйчатыми шеями. Крылья были маленькие и слабые и gryps определённо был наземным животным. Позже, уши и шишки стали декоративным элементом, шея удлинилась, а крылья стали реалистично оперенными, но всё ещё нелетающими."

Mayor A., Heaney M. "Griffins and arimaspeans" (176: p.45)

Автор подводит итог:

"Сочетая литературу и искусство этого периода, мы можем обрисовать облик грифона, место обитания и повадки. Gryps был четвероногим животным, размером со льва, с хвостом и сильными когтями, но также и мощный клюв, как у хищной птицы. Несмотря на наличие крыльев грифон не мог летать. У грифонов были большие глаза, торчащие "уши" или рога, и налобная шишка. Рептилиобразная или птичья шея имела гребень или гриву. Грифоны несли яйца в гнёздах на земле и яростно защищали своё потомство. Территория, где обитали грифоны была безлюдной пустыней неподалёку от залежей золота в горах и долинах Тянь-Шаня или Алтая. Грифоны связывались с кочующими конниками, одноглазыми аримаспами и существами, каким-либо образом превращёнными в камень."

Mayor A., Heaney M. "Griffins and arimaspeans" (176: p.47)

Вычленив все необходимые для себя данные, Э.Мейор приступает к собственно самой теории, согласно которой прототипом для грифонов выступили регулярно наблюдаемые золотодобытчиками, караванами, останки протоцератопсов в пустыне Гоби. В Гоби и около неё, действительно, существовали залежи золота и его добывали там по крайней мере с середины II тыс. до н.э. В то же время в пустыне Гоби находятся богатейшие залежи ископаемых останков динозавров, среди которых часты скелеты протоцератопса. Они хорошо заметны и легко отличимы от камней, так как имеют другой (белый) цвет. Известны находки яиц, детёнышей протоцератопсов. Как пишет автор:

"Это существо сочетает в себе черты млекопитающего и птицы наиболее ярким образом. Тело семи или восьми футов длиною, напоминающее тело плотоядного животного, но череп заканчивается мощным клювом. Большие размеры ноздрей, глазницы и костный щит, выступающий над затылком и характерный для протоцератопсидов... могут пролить свет на особенности архаических изображений грифона (и могли бы объяснить происхождение некоторых других неидентифицированных животных в скифском искусстве). Взрослые представители, гнёзда, яйца и детёныши могли наводить на мысль о животных, защищающих детёнышей."

Mayor A., Heaney M. "Griffins and arimaspeans" (176: p.51)

Охрана грифонами золота, как сообщают античные авторы, могла также быть подсказана близостью залежей золота и останков протоцератопсов.

"Легенды об останках динозавров, наблюдаемые по пути к залежам золота, могли внушить идею о монстрах, "охраняющих" скорее подступы к золоту, чем само золото."

Mayor A., Heaney M. "Griffins and arimaspeans" (176: p.53)

В заключение автор пишет:

"Теперь у нас есть достаточно свидетельств, чтобы предложить гипотетическую реконструкцию рассказа исседонов, в котором задействованы золото, грифоны и аримаспы. Эта история могла бы выглядеть примерно так: "Чтобы добраться до золота, мы совершаем долгое, тяжёлое путешествие через огромные и опасные пустыни, окружённые высокими горами. Золото находится в песчаных холмах и оврагах у подножий гор — иногда мы находим самородки среди песка и гальки. Следуя через красные холмы пустыни, мы встречаем много погибших странных существ. Только обратившиеся в камни устрашающие скелеты остались от них. Мы находим на земле их гнёзда, с яйцами, а некоторые и с детёнышами, все обращённые в камень. Эти существа были наверно сильными и яростными, как львы, с ужасными когтями и зубами. Но их головы не похожи ни одно известное нам животное. У них мощный клюв, как у орлов, огромные глаза и странные шишки и рога, подобные торчащим ушам. У некоторых есть что-то вроде крыльев или гребней. Мы никогда не встречали никого, кто видел бы этих зверей живыми."

Mayor A., Heaney M. "Griffins and arimaspeans" (176: p.52-53)

Теория выглядит на первый взгляд довольно логичной, аргументированной, достаточно определённой в предпосылках и правдоподобной в выводах. Так, собственно, сперва показалось и автору этих строк. Однако по мере ознакомления с образом грифонов в литературе и искусстве становилось понятно, что она не учитывает или не замечает массу фактов, которые ей противоречат, грешит многочисленными неточностями. В итоге, это делает невозможным возникновение образа грифонов и повествовательного комплекса о них из наблюдений скелетов протоцератопса. В то же время нельзя не заметить очевидной привлекательности этой теории. Кажется, она действительно может пролить свет на некоторые изображения фантастических существ в восточно-скифском искусстве.

Начиная рассматривать историю грифонов в литературных памятниках, Э.Мейор уделяет внимание восьми античным авторам, которые сообщали о грифонах: Аристею, Эсхилу, Геродоту, Ктесию, Плинию Старшему, Флавию Филострату, Павсанию и Элиану. Это достаточно широкая и представительная подборка.

Главной задачей автора является извлечение из доступных источников данных, которые так или иначе подходят под уже выстроенную схему. Однако автор, кажется, уж слишком стремится иногда высмотреть в источниках устраивающие данные, что приводит иногда к довольно занятным последствиям. Рассматривая сообщение Эсхила учёный пишет: "Эсхил аккуратно отличает gryps, у которого был клюв, но не было крыльев, от крылатого орла, aetos" (176: p.42).

Действительно, если автор отличает один вид животного от другого, то вероятно у них не существует ничего общего. По крайней мере, так выглядит подобная логика. То, что Эсхил аккуратно, по словам автора, отличает грифов от орлов, может значить лишь то, что эти два существа виделись автору разными, что подтверждает и иконографическая и литературная традиция. Грифон имел туловище льва, а орёл нет. Нам это кажется достаточным для того, чтобы разделить эти два существа на лексическом уровне. Слова о грифоне "у которого был клюв, но не было крыльев" разумеется не принадлежат Эсхилу, они принадлежат той умозрительной схеме, которая почему-то даёт право автору склонять источники как ему то нравится. Это далеко не единичный и, к сожалению, даже не самый яркий пример "использования источников". Просто поразительный случай касается упоминания грифонов у Плиния Старшего (VII.II), справедливо указывая на то, что Плиний первым в античной литературе указывает на длинные уши грифона (автор говорит, что и крыльев — об этом см.ниже), также приводит перевод части этого эпизода у Плиния:

"Аримаспы... постоянно воюют за золото с грифонами, крылатыми животными, чья внешность хорошо известна. Грифоны выкапывают золото, когда роют себе норы (у Мэйор текст выделен курсивом — прим. авт.)". Это первое упоминание о гнёздах грифонов."

Mayor A., Heaney M. "Griffins and arimaspeans" (176: p.42)

Нам так и не удалось узнать, откуда глубокоуважаемый автор взяла подобную фразу. Мы приводим латинский текст этого эпизода, чтобы каждый мог проверить наше утверждение о том, что Плиний ничего подобного не говорит. Жирным выделена часть, которую так странно перевела автор:

"Arimaspi... quibus adsidue bellum esse circa metalla cum grypis, ferarum volucri genere, quale vulgo traditur, eruente ex cuniculus aurum..."

Plinius Caius Caecilius Secundus Natural History (112: VII.II.; Vol.2, p.511)

В двух известных нам английских переводах Плиния, которыми мог бы воспользоваться автор если бы захотел нормальный перевод, а не то, что ему требуется, также, разумеется, ничего подобного нет. В переводе Джона Бостока, увидевшем свет в 1855 году этот эпизод переведён следующим образом:

"This race is said to carry on a perpetual warfare with the Griffin, a kind of monster, with wings, as they are commonly represented, for the gold which they dig out of the mines..."

"Это племя, как говорят, ведёт постоянную войну с грифонами, род чудовища с крыльями, как они обычно изображаются, за золото, которое они выкапывают из шахт..."

Pliny the Elder "The Natural History" / John Bostock (61: Vol.2, p.123)

Перевод Х.Рэкхема таков:

"...these people wage continual war around their mines with the griffins, a kind of beast with wings, as commonly reported, that digs gold out of mines..."

"...эти люди ведут постоянную войну из-за шахт с грифонами, родом крылатых животных, как обычно передают, который выкапывает золото из шахт..."

Plinius Caius Caecilius Secundus Natural History / H.Rackham (112: VII.II.; Vol.2, p.512)

Можно даже и не говорить, что автор даже не вспомнила Помпония Мелу, у которого Плиний взял информацию о грифонах, выкапывающих золото.

В книге 2000 года автор, упоминая Плиния, идёт ещё дальше: "Подытоживая труды Аристея, Геродота, Помпония Мелы и "множества других авторитетов" (утеряных), Плиний согласился, что грифонов можно было встретить поблизости от золотых шахт скифов. Описывая вдобавок "ужасный изогнутый клюв", он был первым, который упомянул особенные "уши" и "крылья", которые давно были известны на картинах и в скульптуре. Но Плиний был скептичен; он отрицал идею того, что грифон мог бы быть похожим на любую известную птицу, хотя он допускал, что грифон имеет некоторые черты птиц." (204: p.31-32)

Если предыдущая цитата, при некотором наличии воображения, ещё может сойти за оную, то здесь Мэйор, видимо, так и не нашла, как "перевести" сообщение Плиния, поэтому ограничилась пересказом, таким, который её устроил. Плиний отрицал существование грифонов, а не то, что это существо похоже или не похоже на птицу и уж конечно никаких допущений о чертах грифонов, присущих или не присущих птицам не делал.

Кроме приведённых примеров, автор ещё не раз демонстрирует в своих трудах крайнее пренебрежение к источникам. Показателен такой пример:

"О богатых золотых залежах в Азии, Геродот пишет: "Я не могу сказать точно как добывается золото: некоторые говорят, что его похищают у грифонов одноглазые люди называемые аримаспами."

Mayor A., Heaney M. "Griffins and arimaspeans" (176: p.42)

Даже если современная наука, считает, что местонахождение аримаспов с определённостью говорит об Азии, пусть даже об Алтае, как об этом настойчиво твердит Э.Мэйор (хотя это так, на наш взгляд, только относительно более поздней традиции), но зачем настолько бесцеремонно обходится с Геродотом, который ничем не заслужил такого обращения со своим произведением, в котором ясно сказано:

"На севере же Европы (выделено мною — авт.), по-видимому, есть очень много золота. Как его там добывают, я также не могу определённо сказать. Согласно сказанию, его похищают у грифов одноглазые люди — аримаспы."

Геродот "История" (84: III.116; c.216)

Э.Мэйор не указывает каким именно образом можно подтверждать свою теорию античными источниками, более поздними чем Аристей. Это возможно при двух случаях. Первый — если принять за аксиому то, что все используемые автором античные источники передают разрозненные частицы сочинения Аристея, который и принёс в Грецию легенду о грифонах и аримаспах. Второй — что информация об этой легенде продолжала поступать через посредство скифов из отдалённых регионов Средней Азии, Алтая и Тянь-Шаня и периодически попадала в античные источники. Ни об одном из этих вариантов автор не упоминает, хотя более вероятен первый описанный нами случай (176: p.48). Она вообще не говорит, почему данные источники могут использоваться при реконструкции легенды берущей начало на Алтае. Они просто используются.

Довольно спорно утверждение автора о первом упоминании крыльев у грифонов. Если следовать строго хронологической схеме, то Плиний Старший действительно оказывается первым (мы не берём сейчас даже в расчёт сообщение Мелы, так как pennatus переводится в нём и как "крылатый" и как "оперенный"). Но вместе с тем существует и сообщение Павсания о крыльях грифонов, прямо ссылающееся на Аристея. Конечно, в данном случае возможно авторское добавление Павсания, который был хорошо знаком со стандартом изображения грифонов.

Автор вычленяет удобные ему сведения, а неудобные не замечает. Так свидетельство Павсания о золоте находящемся на земле, автор считает очень важным, даже выделяет курсивом, а свидетельство Филострата, что золото высекается грифонами из скал им не замечается. Касательно того же сообщения Элиана говорится, например, что оно включает в себя позднейшие детали и добавляет украшения. Автором не объясняется, почему определённые свидетельства ей принимаются и, должно быть, считаются уникальной частичкой среднеазиатского фольклора, а другие молчаливо называются "поздними деталями". Весьма "реалистичное" по словам автора описание Элианом добычи золота имеет скорее всего литературное происхождение, — похожий способ добычи золота индийцами описывает Геродот. Автор в упоминает об этом в примечаниях статьи 1993 года, однако уже в книге 2000 года об этом не вспоминает.

Наконец, автор переходит к анализу изобразительному образу грифонов. Он, скажем прямо, не поражает воображение размерами, поэтому его можно привести и разобрать практически полностью.

"Скифское искусство 700-х гг. до н.э. примечательно изображениями неизвестных животных, включая грифоноподобных. Скифские могильники середины V века до н.э. — во время Эсхила и Геродота — были открыты в этом столетии советскими археологами в Пазырыке, Иссыке и других местах. Сотни золотых изделий изображающих четвероногих животных с клювами были найдены в этих могилах. Ещё одним примечательным открытием была находка мумифицированного тела скифского вождя, чью спину украшали татуировки грифонов и других животных.

< ... >

В 600-х гг. до н.э., примерно во время Аристея и первых контактов греков со скифами, грифон становится популярной темой в греческом искусстве. Бронзовый грифон из Олимпии и с острова Самос — весьма типичные примеры. Наиболее ранние бронзы натуралистично изображают рептилиобразных существ с открытыми клювами, большими глазами, налобной шишкой, торчащими "ушами", шеями с гребнем или чешуйчатыми шеями. Крылья были маленькие и слабые и gryps определённо был наземным животным. Позже, уши и шишки стали декоративным элементом, шея удлинилась, а крылья стали реалистично оперенными, но всё ещё нелетающими."

Mayor A., Heaney M. "Griffins and arimaspeans" (176: p.45)

Такой "анализ" определённо озадачивает. Автор знает и упоминает, что образ грифона был хорошо известен в Передней Азии ещё в III тысячелетии до нашей эры, но этот факт почему-то совершенно никак не влияет на его гипотезу в статье 1993 года, которая перерастёт в самоуверенность в книге 2000г. Автор не приводит объяснений, почему изображения грифоноподобных существ появляются на Ближнем Востоке, Египте, но не там, где этот образ, по словам автора, зародился (причём за более чем тысячелетие до начала добычи золота в Гоби). Возможно, автор считает, что эти образы не имеют отношения к тем грифонам, о которых она пишет, но нам это узнать не дано, так как автор не считает нужным оставлять какие-либо замечания на сей счёт. Анализ изобразительного образа грифонов начинается со скифского искусства, что находится в ярком противоречии с практически со всей предшествующей традицией, которая говорит, что грифон — образ переднеазиатский или египетский. Мы вправе ожидать, что автор найдёт убедительные аргументы в пользу того, что изобразительный образ грифона пришёл в греческое искусство из Скифии, точнее с Алтая, где, как можно надеяться, автор нашёл примеры "грифоноподобных" существ, которые отображали бы характерные черты протоцератопсов. Но этого почему-то не происходит. Бегло заметив, что в скифском искусстве VIII века до н.э. присутствуют грифоноподобные существа, автор переходит к находкам в Средней Азии и на Алтае. Такая краткость не должна смущать читателя, так как доказать и продемонстрировать присутствие подобных существ в скифском искусстве довольно затруднительно. Самый древний пример в скифском искусстве у автора — Келермесское зеркало, датируемое 70-ми годами VI века до н.э., т.е. эпохой контактов греков и скифов в то время как первые известные изображения грифонов в Греции относятся как минимум к 40-м годам VII века до н.э.

Даже если отрицать переднеазиатское происхождение образа грифонов, то хотелось бы увидеть аутентичные алтайские изображения, которые бы, во-первых, легко могли привести бы изобразительному шаблону грифонов принятому в Греции, во-вторых отображали бы характерные черты протоцератопсов. Что касается первого, то таких изображений автор нам не приводит, а изображения, которые могут быть возведены к протоцератопсам действительно приводятся, хотя к грифонам не имеют отношения. О них мы скажем немного позже.

В 1923 г. были открыты курганы в Пазырыке, на Алтае. Раскопками руководил советский археолог Сергей Иванович Руденко, который впоследствии ещё много десятилетий занимался культурой народов горного Алтая. В погребениях было найдёно немало изображений львиных и орлиных грифонов. Э.Мэйор не зря пишет о "сотнях золотых изделий, изображающих четвероногих животных с клювами", но не о существах с львиным телом, крыльями и головой орла, так как в алтайском искусстве подобный образ был хотя и знаком, но был чуждым. Как пишет С.И. Руденко:

"Если изображения барсов или тигров или кошек вполне жизненны, полны движения и правдивы, то изображения львов статичны, а их голов — трафаретны. Художники в природе их не наблюдали и воспроизводили, вероятно, по иноземным образцам, в частности переднеазиатским, которые, как мы знаем, они имели под рукой."

Руденко С.И. "Культура населения Горного Алтая в скифское время" (178: с.104)

Каким образом тогда, спрашивается, останки протоцератопса могли вызвать к жизни образ грифона, если одна из его составляющих — лев, на Алтае не водился и был местным художникам не знаком? Описывается примерно такая же ситуация, если бы в славянской мифологии существовал образ, сочетающий в себе черты зайца и, например, жирафа. Уже только этот факт ставит под больше сомнение рождение этого образа на Алтае. Лев не водился в Средней Азии, не был знаком скифам, — поэтому образ, сочетающий черты орла и льва, мог зародится в тех областях, где оба этих животных встречались и были распространены. Это могла быть, если учесть и все другие соображения, только Передняя Азия.

Образы грифонов в алтайском искусстве хорошо изучены, проведены параллели с переднеазиатским и персидским искусством:

"Ряд деталей в изображениях наших грифонов связывает их с персидскими изображениями этих фантастических существ, в частности рога с шариками на концах, передача мускулатуры и форм тела точками, запятыми и полуподковками. Между тем этот мотив в Среднюю Азию и в Горный Алтай проник много раньше персидского господства в Передней Азии. Персидские львиные грифоны изображались с задними лапами орлиными, чего в подобных же алтайских изображениях мы не наблюдаем. Серповидная форма рогов львиного грифона на одной из седельных покрышек из кургана первого... в точности такая же, какая была принята в Ассирии. Птичья головка вместо кисточки на конце львиного хвоста — мотив древний, восходящий к хеттским скульптурам, в Персии неизвестный. Воспроизведение орлиных грифонов с телом льва — также мотив ассирийский."

Руденко С.И. "Культура населения Горного Алтая в скифское время" (178)

Кроме того, что связь алтайских находок, "с родины грифонов" так сказать, с переднеазиатскими хорошо изучена, сами эти находки относятся к V-IV векам до н.э., поэтому было бы сомнительным полагать, что они выступили источником формирования образа грифона в Греции.

В курганах Пазырыка, действительно, встречаются изображения существ, которые напоминают греческие изображения грифонов. Это, так называемые "ушастые грифоны". Чаще всего они представлены в основном с головами хищной птицы со звериными торчащими ушами и хохолком, что сближает их с греческими изображениями, иногда птицы, как его называют "мифического орла" (205: с.5,13). Только в небольшом количестве случаев "ушастый грифон" в алтайском искусстве изображается как существо, соединяющее в себе черты четвероногого животного (но не льва) и птицы, но при этом не имеет черт, которые бы позволили возвести его к протоцератопсу. В любом случае автор не упоминает эти изображения.

Автор приводит ранние греческие изображения грифонов и говорит, что они изображают рептилиеобразных существ с небольшими крыльями. При этом все приводимые автором изображения противоречат этому, являя нам тот тип грифона, который будет существовать практически без изменений на протяжении всей античности — крылатое животное с телом льва и птичьей головой. При этом автор, говоря о "рептилиеобразных существах", приводит три изображения грифонов с острова Самоса, при этом забывая сказать, что два из них не изображают никаких существ — они изображают их головы, что, правда, не мешает точно идентифицировать их как принадлежащие грифонам, но не позволяют сказать насколько они "рептилиеобразны" и имеют ли крылья.

Понятно, что в том виде, в каком эта теория представлена, она не может объяснить происхождение образа грифона. Тем не менее, даже несмотря на многочисленные недостатки в ней содержится рациональное зерно. В качестве иллюстраций, автор приводит одну, которая действительно поражает своим сходством с протоцератопсом. Это татуировка на теле вождя из одного из Пазырыкских курганов. Это существо имеет тело кошачьего хищника и в то же время его голова является практически копией, точной зарисовкой черепа протоцератопса. Подобные существа в некотором количестве известны и на других татуировках. Они до сих пор не получили никакого объяснения и не идентифицированы. Не имея, как легко можно заметить, отношения к грифонам, облик этих существ, судя по всему, имеет прямое отношение к протоцератопсу и сформировался не без наблюдений останков этого динозавра.

Возможно, эта теория может быть значительно улучшена, и в таком виде претендовать если не на раскрытие происхождения образа грифонов, то по крайней мере, происхождение греческого грифона. Возможно, стоило бы разделить в первую очередь литературный и иконографический аспекты образа этого существа. Во вторую очередь, вероятно имело бы смысл предположить, что в основе иконографического образа — более чем один прототип.

Несмотря на многовековое изучение образа этого существа, грифоны продолжают оставаться во многом загадочными как по происхождению, так по своим функциям. Его образ, кажется, всегда был популярным в культуре Европы начиная со своего появления там. Об этом свидетельствуют тысячи античных изображений грифона, широчайшее применение его в фамильных и городских гербах средневековой Европы. В литературе Нового Времени этот образ, начиная с реминисценций легенды о грифонах и аримаспах у Мильтона и Гёте и заканчивая литературой фэнтези, прожил богатой и полновесной жизнью.

V. Грифоны в fantasy

В fantasy "грифоны имели репутацию существ свирепых и гордых; впрочем тому, кому удавалось завоевать их дружбу, они служили верно и преданно... Эти полульвы, полуорлы значительно уступали по размерам драконам, но молниеностная скорость в полете, грозный клюв и страшные когти, а пуще того неукротимый боевой дух делали их соперниками, с которыми приходилось считаться. Грифоны... не боялись никого и ничего." (12)