Похоже, изначально именем "Копша" на территории нынешних минской и могилёвской областей (центральная и восточная Беларусь) называли языческое божество, хозяйку царства мёртвых.

"Копша — хтанічнае боства, валадарыня царства мёртвых. Копша уяўлялася страшнай, задымленай, у сажы і смале, неахайнай жанчынай (параўн. Сопуха). Жыве у дамавінах, старых магілах, турбуе нябожчыкаў, асабліва тых, каму у магілу не паклалі грошы ды іншыя неабходныя рэчы. Ахвяраванні Копшы рабіліся падчас паганскай трызны, на Радаўніцу. Копша згадвалася у прымаўцы: «3 грашыма і Копшы дагодзіш»."

П.Шпилевский "Белорусские народные поверья"
Ст.3. СПб., 1852. с.60-61 (291: с.254)

Однако со временем хтоническое божество, как и другие многочисленные персонажи языческих пантеонов, было низвергнуто христианством в ранг мелких нечистиков.

"Мы не будем тратить время и бумагу, доказывая, что никаких богинь мертвых, тем более в виде грязной, испачканной смолой женщины по имени Копша, восточнославянская мифология не знает. В данном случае нас интересует лишь достоверность самой лексемы и наличие у нее какого-либо мифологического значения. Следы этого слова нам удалось отыскать пока у трех достаточно надежных авторов — Носовича, Максимова и Зеленина. Фиксирует это слово и Белорусско-русский словарь (Слоўник 1962), но явно с ссылкой на Носовича. Носович дает следующее толкование:

"Кoпша — могильщик, могильный дух, для приобретения благосклонности которого клали деньги в гроб с покойниками. Слово, вышедшее из употребления и оставшееся только в пословице: " грошами и копше догодзишь".

Словарь бѣлорусскаго нарѣчія, составленный И.И.Носовичемъ, 1870 (952: с.246; 297: с.339)

Как видим, в сообщении Носовича подтверждается связь этого персонажа с миром мертвых, хотя и говорится о выходе лексемы из употребления. У Зеленина копша упоминается среди духов кладов — кладовика, кладового, лаюна, щекотуна (447: с58). Лексемы кладовик и кладовой зафиксированы в Словаре русского языка (СлРЯ 4/3, с.923,924), лаюн и щекотун, идущие в общем ряду, надежно подтверждаются Черепановой (1094: с.96) как вологодские обозначения духов кладов (со ссылкой на Тенишевский архив). Что касается копши, то, на наш взгляд, Зеленин заимствовал это слово вместе с другими названиями духов кладов у Максимова, которой, как известно, для своей работы использовал материалы Тенишевского архива и который считает копшу элементом белорусской мифологии. Перечисляя духов кладов он пишет:

"В Белоруссии этот дух кладов превратился в маленького бога — Копшу, которого просят указать место кладов и помочь их отрыть, а при удаче благодарят, оставляя в его пользу известную часть добычи."

С.В.Максимов "Нечистая, неведомая и крестная сила" (206: с.159; 297: с.339)

Как видим, Максимов и Носович приписывают копше совершенно разные функции, хотя и связанные с подземельной сферой, однако и тот, и другой считают саму лексему вполне достоверной. Это дает повод не записывать копшу в разряд безнадежных фантомов, а продолжить разыскание других материалов" (297: с.339).