Аще взалчеть раз^двигнеть си оуста и всѧко благоухание исходить изъ оустъ его и наоухают^сь малыѩ рыбы вонѧ его. и вгатѧть въ уста его и поглотить ѩ китъ <…> велми есть зило подобенъ ѡстровоу , не вѣдуще же корабленици привѧжють корабль на немъ <…> и възгнетѧть на немъ ѡгнь. ѩко створити си брашно. и ѩко убо съгрѣет^сь заидеть в глубиноу и погроузить кораблѧ . и ты аще привежишисѧ диѩволоу погроузить тѧ с собою в геѡнѣ ѡгненѣи.

О.В. Белова "Славянский бестиарий" (102, с. 61)

В средневековых бестиариях описывается множество морских чудовищ. Одно из них — Кит. Понятно, что это не совсем тот кит, которого мы знаем по учебникам биологии (Odontoceti и Mysticeti). Бестиарский кит — это гигантский монстр, который столь велик, что мореплавателями может быть воспринят как огромный плавучий остров. Помните, как в "Коньке-горбунке" Ершова?

Вот въезжает на поляну

Прямо к морю окияну;

Поперёк его лежит

Чудо юдо Рыба кит.

Все бока его изрыты.

Частоколы в рёбра вбиты,

На хвосте сыр бор шумит,

На спине село стоит;

Мужички на губе пашут,

Между глаз мальчишки пляшут,

А в дуброве, меж усов,

Ищут девушки грибов.

Пётр Ершов "Конек-Горбунок"

Собственно, само имя — Кит (κῆτος) — изначально обозначало "морское чудовище" (*) (собственно чрево, выпуклость, ср. μεγαχήτης). В бестиариях тварь сия имела кучу имен — Аспидохелон, Фаститоколон, Ясконтий... Правда последнее наименование — Ясконий или Яконий — это скорее имя собственное, ставшее известным благодаря морскому плаванию Святого Брендана (около 1100 года). Но это уже достаточно поздние легенды. Первые упоминания об этом чудовище содержатся в трудах античных ученых Страбона (I век до Р.Х.) и Арриана (II век н.э.) (387). Считается, что изначально тварюку такую называли аспидохелоном, т.е. щито-черепахой. Потом уже стали думать, что это типо чудо-юдо-рыба-кит и дали этому киту новое имя — Фаститоколон (1).

Два момента в описании Кита поражали умы людей во все времена. Во-первых, его размеры, сопоставимые с островом. С опорой на Борхеса приведем отрывок из англосаксонского бестиария:

"Ныне я, по моему разумению, хочу также сказать в стихе и в песне о некоей рыбе, о могучем ките. К огорчению нашему, он часто оказывается свиреп и опасен для мореплавателей. Имя ему дано «фаститокалон» — плавающий по океанским водам. Видом своим он подобен утесу или же громадному сплетению водорослей, опоясанному песчаной отмелью, поднявшемуся со дата морского, так что мореплавателям кажется, будто бы они воочию видят перед собой остров; и тогда они привязывают свой высокогрудый корабль к мнимому острову, стреножат коней на берегу моря и бесстрашно отправляются в глубь острова. Корабль стоит у берега на причале, вокруг него — вода. Затем, утомившись, моряки делают привал, не чуя опасности. Разжигают на острове костер, раздувают пламя посильнее; истомленные трудами, они веселятся в предвкушении отдыха. Когда же искушенный в коварстве кит почувствует, что путешественники твердо на нем обосновались, что они разбили лагерь и наслаждаются погожим деньком, тут эта океанская тварь внезапно опускается вместе со своими жертвами в соленую воду, погружаясь в самую пучину, и предает утопленный ею корабль и людей в чертоги смерти.

Х.Л.Борхес "Книга вымышленных существ" (1)

Но еще более занимательна другая его особенность:

Когда его допекает голод, этот страж океана разевает пасть как можно шире. Из его утробы исходит приятный запах, который обманывает рыб других пород. Беспечными стаями они заплывают в огромную пасть, пока она не заполнится. Так бывает со всяким человеком, который дает себя заманить приятным запахом, нечестивым желанием, — и совершает грех противу Царя славы

Х.Л.Борхес "Книга вымышленных существ" (1)

Это обстоятельство — неподверженность больших рыб дьявольскому наваждению китовьего благоухания — дало повод авторам "Физиолога" уподобить их пророкам (51: с.81). Сам же аспидохелон-фаститоколон чаще всего интерпретируется как фигура инфернальная (102, с. 61), хотя и в море. "При этом море символизировало житейское море — окружающий бедного, грешного и слабого человека мир. В одном из бестиариев эпизод потопления фастиколоном причаливших к нему людей резюмируется следующим определением: «Это — демон, вытащенный из преисподней». На многих средневековых иллюстрациях ад изображался как зияющая черная утроба кита, а на одной рукописи Х века сам дьявол был изображен прикованным к клыкам Левиафана. В литературе Нового времени образ фастиколона встречается реже. Одним из последних его использовал в своем «Потерянном рае» Д.Мильтон" (387).

Но это в сравнительно поздние времена. Изначально же чудовищный кит-аспидохелон, видимо, воплощал первобытную рыбу, которая является опорой земли. Закономерным образом эта супер-рыба выступала и в качестве прародительницы всех рыб, о чем в "Голубиной книге" сказано: "Кит рыба всем рыбам мати" (51: с.81) (в голубиной книге этот кит-прародительница имеет несколько имен — Китай-рыба, тит-рыба, Китра). На этом варианте кита покится мир (что вообще-то не единичный случай в мировом мифологическом пространстве), а его колебания являются причной землетрясений, ну и по итогу они приведут к концу света (102, с.143).

Итак, в образе кита-аспидохелона-фаститоколона чудесным образом воплощается амбивалентность водной стихии: кит — и смерть, он и рождение (точнее — перерождение). Именно в смысле перерождения христианские богословы трактовали историю о ките и Ионе.

И был Иона во чреве этого кита три дня и три ночи.

И помолился Иона Господу Богу своему из чрева кита...

И сказал Господь киту, и он изверг Иону на сушу.

Иона 2:1-2, II (7)

В Евангелии от Матфея (12:40) это место толкуется как прообраз воскресения Иисуса (и его нисхождение после смерти в ад), ибо как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын Человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи.

Вообще, в иудейской традиции образ морского чудовища — кита, видимо, имеет "длинные корни". Причем "адского" происхождения. В Библии сказано:

За то преисподняя расширилась и без меры раскрыла пасть свою

Исайя. 5:14 (7)

В русском каноническом переводе и Септуагинте, мы имеем неперсонифицированные «преисподнюю» и «ад», но в оригинале эта строка звучит примерно так «...умножила Шеол свой аппетит и широко распахнула свою пасть». Здесь Шеол представляется страшным чудовищем, во многом аналогичным аккадской Тиамат. Шеол проглатывает мёртвых, смыкая над ними свои гигантские челюсти, ее утроба вечно ненасытима, а душа его расширяется и волнуется в предчувствии добычи (Ис. 5:14; 14:9; Авв. 2:5; Пс. 140:7; Притч. 27:20; Иов 24:19). Получается, что тогдашний Кит — это умопомрачительный монстр, больше похожий на дракона, нежели на горбача или кашалота. Есть основания утверждать, что и греки видели в Ките полифункциональную тварь, которая и в море, и на суше страшна. Помните тот вал, который Гомер описывал?

…пред Афиною шествовал царь черновласый

К валу тому насыпному Геракла, подобного богу,

В поле; который герою троянские мужи с Афиной

Древле воздвигли, чтоб он от огромного кита спасался,

Если ужасный за ним устремлялся от берега в поле.

Там Посейдон черновласый и прочие боги воссели.

Илиада. XX — 144-149. (пер. Н.Гнедича)

Получается, что не зря то морское чудовище, которое Персей замочил, спасая Андромеду, Китом звали (сейчас созвездие "кит", кстати). И не такая большая ошибка в картине Валледжо, где в упоминаемой ситуации он нарисовал вполне узнаваемого дракона.

Ну и на закуску несколько нюансов про кита из фундаментального труда Фомы из Кантимпрэ "О природе вещей":

В молодости зубы у кита черные, к старости они белеют. Рот у него на лбу. Эти звери иногда, глотая, поднимают такое волнение, словно сильная буря, и могут потопить на дно целый флот. Иногда они топят корабли, задевая их на плаву или разворачиваясь. Когда на море поднимается буря, они ложатся на волны. Киты, по словам Плиния, носят на себе заболевших и беспомощных детенышей. Согласно Экспериментатору, малых детенышей они берут в пасть, а поступают так, когда надвигается буря. Когда же буря утихает, изрыгают детенышей наружу. Если детенышу тяжело плыть из-за отлива и он не поспевает за матерью, самка набирает в рот воды и изливает ее потоком на отпрыска и так поднимает его с мели.

Фома из Кантимпрэ "О природе вещей" (382: с.355-356)