Bestiary.us

В восточнославянских поверьях, анчутка — нечистый дух, чертенок, бесёнок, мелкий лесной, водяной, болотный, домовой или банный дух. "Живет то в воздухе, то в воде, и, как всякая нечисть, мгновенно отзывается на упоминание своего имени. Лучше о нем помалкивать, не то сей беспятый, беспалый, рогатый, противный будет тут как тут!" (8: с.18)

Не ругайся на ночь, анчутка приснится.

Тульская губерния (48: с.23; 1529: с.31)

Пойди-ка ночью в лес, там тебя анчутка схватит.

Тульская губерния (48: с.23; 1529: с.31)

Штоб тебя анчутка стрескал, ишь как напужал!

Придонье (48: с.23; 1529: с.31)

Допился до анчутков.

Рязянская губерния (48: с.23; 1529: с.31)

Облик анчутки в основном соответствует типичному образу чёрта: с рожками на голове, со свиным пятачком, что же касается ног, то тут кроме традиционных козлиных копыт, нередко упоминаются утиные лапы (отсюда эпитеты «беспалый» и «беспятый»). Возможно, это связано с вероятным происхождением названия анчутки от литовского ančiūtė, ančiukas — уменьшительной формы слова antis — «утка» (1529: с.36; 1530: с.52; 1025: с.23). Действительно, анчутка, как правило, связан с водой, болотом или баней, при этом он быстро передвигается (иной раз даже говорят, что летает). Согласно общераспространенным поверьям, нечистая сила, в том числе черт, «очень любит воду и не упускает возможности поселиться в ней» (1528: с.80). На юге России анчутку описывают как водяное страшилище, живущее в реках и прудах; им пугают детей. В Самарской области анчутки "мохнаты, черны, ноги ежиные, а голова-то гола, будто у татарчат" (961; 1161):

Стояла у нас на Курмышке (в Симбирске) баня в саду. Осталась после хозяйки умершей дочь-невеста. Все она об матери плакала. И пронесся слух, что мать ей по ночам змеем летает. Прилетит это к полуночи и над трубой разсыплется. Похудела, бедная, изсохла, ни с кем не говорила и все в полдни в баню ходила. Стала за ней ея тетка подсматривать, зачем это Душа в баню ходит. Раз досмотрела и услыхала, что она с матерью-покойницей говорит: «Не скажу, мамынька, никому! Я так рада, что ты ко мне ходишь». Тетка тихонько отошла от бани, а Душа вернулась в горницу такая веселая, только бледная, ни кровинки в лице. «Ты, Дуня, не скрывай», — сказала ей тетка, — «что видишься с матерью в бане». Девка взглянула на нее и закричала недаровым матом: «Ты, проклятая, меня извести хочешь, задушить хочешь!» — «Ты не сердись, Дунюшка, я тебе с матерью видится не запрещаю». Уговаривать ее принялись. Девка вдруг повеселела и все тетке рассказала. Как только она тетке все рассказала, в самую полночь девку в постели мертвой нашли. Пошел слух, что Душу мать убила, и даже сама старуха-обмывальщица говорила, что на груди у Души видела два пятна, словно они нарисованы, точь-в-точь крылья ворона, а это значит мать-то в виде змея прилетала и дочь-то за то убила, что та тетке проговорилась. Сам я этого змея видел, как он Веригиным садом пролетал и над баней розсыпался. После смерти дочери дом и сад остались заброшены, окна в доме заколочены и никто не покупал, а место было хорошее. Все чего-то боялись. Играли раз в саду днем ребятишки и раз, играмши, распустили слух, что в бане видели чертей, банных анчуток, кикиморами что прозываются. Мохнаты, говорят, а голова-то гола, будто у татарчат, стонут… Стон в бане многие соседи слышали, особливо бабы да девки. И пошла про баню дурная молва, и ходить садом ночью бояться (а через сад был ход со втораго Курмышка на первый и на Большую улицу, а Кирпичной-то улицей, знашь, дальше обходить). Прошло с год время, стали о бане забывать. Вдруг оказия случилась, одну девушку выдавали замуж на Курмышке: бедную нишенку за солдатика. На девишник баню истопили, пошли девки с невестой мыться, размывать ей усы, да из бани-то все нагишом и вышли в сад на дорогу и давай безобразничать и беситься: котора пляшет и поет, что есть голоса, похабшину, которы друг на дружке верхом ездиют, хоркают по-меренячьи… Ну, их смирили, перехватали, отпоили молоком парным с медом. Неделю хворали, все жаловались на головную боль. Думали — девки белены объелись, смотрели — нигде не нашли, решили, что это анчутки над ними подыграли. Баста с тех пор эту баню топить. Да на ярмарку кто-то и вздумай ей воспользоваться. Один печник, слышь, кутила был (Бубловым прозывался), сорви голова такой — и пошел в нее первым. Поддал, помотал веник в пару, хвать — с него дождь льет, взглянул, а он в сосульках! Как бросит веник и с полка и хмыль нагишом домой. Прибежал в горницу в чем мать родила без стыда, без совести. «Теперь верю», — говорит, — «у вас черти в бане живут». — «Это тебе попритчилось, видно?» — «Чего попричтилось? Шут с ней и с баней-то вашей!» И рассказал. Сходили за его рубахой и штанами, а они все в лепетки разодраны. Так все и ахнули. С той поры баню забросили, а дом Верегиных, как кто не купит, с год поживет — покойник в семье. А как наступила весна, все видят, то утром, то в полдни, то, вечером бегает по саду здоровенная нагая баба. Бросятся с дубьем ее ловить — она убежит в баню. Ищут, ищут — нет! Так года четыре продолжалось. Купил дом плотник, сломал он и дом, и баню, все перебрал, и с того времени как рукой сняло.

Слышано от симбирского мещанина Ивана Андреевича Извощикова. Сообщено М.И.Извощиковым.
Сказки и предания Самарского края, собранные Д.Н.Садовниковым, 1884 (961: с.231-232)

На Орловщине и Тамбовщине анчуткой именовали домового, а в Калужской губернии — лешего (48: с.22-23). В словаре Ю.Медведева и Е.Грушко упоминаются также полевые анчутки спорного происхождения, которые "имеют вид маленьких женщин и мужчин. Среди них есть овсянники, конопельники, просонники, рожники, картофельники, дикушники и разные прочие. В каждом растении живёт свой особый дух, носящий имя того растения, в котором находится" (8: с.18).

На Смоленщине анчутик — «странное название черта, который садится на ноги тому, кто за столом болтает ногами во время еды, — обыкновенно им пугают детей и подростков» (48: с.22-23).

Осторожные хозяева в деревнях предусмотрительно соблюдают все, что указывается вековечными обычаями, зародившимися в глухие и давние времена безверия, чтобы обезопаситься от беса, не допустить его прятаться в избе и тем подвергать ее в грозовое время опасности пожара.

С этой целью опытные, пожилые деревенские хозяйки советуют: «Во время грозы нельзя быть с растрепанными волосами, в подоткнутом платье — много места тут укрываться анчутке беспятому (бесу)».

Максимов «Нечистая, неведомая и крестная сила», глава «Царь-огонь» (206)

Упоминается в авторских сказках «Анчутка Беспятый» А.Ф.Погосского (1871), «Звериный царь» Алексея Толстого (цикл «Русалочьи сказки», 1910), «Банные анчутки» Алексея Ремизова (цикл «Укрепа» 1914 года, сюжет повторяет приведенную выше быличку из записей Д.Садовникова), в миниатюре «Анчутки» Юрия Коваля (цикл «Журавли», 1983), в «Сказке о том, как солдат со службы возвращался» Юрия Славутичского (солдат встречает слепого черта в сопровождении анчутки без правого копыта).

У Алексея Толстого образ анчутки беспятого отличается от всех других воплощений нечистой силы в мире «Русалочьих сказок». Анчутка совершенно не проявляет агрессии, в понимании автора он резко отличается от своего фольклорного инварианта. Анчутка не несет в себе угрозы, он просит помощи у крестьянина. Сама проблема, с которой он обращается к мужику, резко снижает образ демона, делая его комичным и достойным сочувствия, — теща анчутки «совсем плоха, объелась мышами». В награду за помощь он советует обратиться к своему родственнику — звериному царю, наделяющему крестьянина своей магической силой. Образ анчутки отчетливо зооморфный, при этом животные черты персонажа даны явно иронически:

Взяла мужика тоска, пошел в клеть; сидит, плачет. Вдруг видит — из норы в углу высунулась мордочка и повела поросячьим носом. "Анчутка беспятый", — подумал мужичок и обмер.

Алексей Толстой «Звериный царь» из цикла "Русалочьи сказки", 1910 (436)

Анчутка беспятый теряет свою некогда губительную силу и превращается в духа-помощника, что символизирует постепенное угасание силы фольклорного героя — испуганная реакция крестьянина комически не соответствует истинному облику демонического персонажа (1527: с.22).