В весенних (великопостных) обрядах западных славян Мареной или Смертью называлось соломенное чучело, одетое либо в тряпье, либо в праздничную одежду — воплощение смерти и зимы и, одновременно, оберег от них. В одно из последних воскресений Великого поста чучело носили с песнями по селу, а потом уничтожали за селом: топили, сжигали, разрывали на части, вешали на дерево, разбивали о дерево, били палками, сбрасывали в пропасть, закапывали в землю и т.п.

Обычно второй частью обряда с Мареной было внесение в село зеленых веток или деревца — символа наступающей весны, жизни, здоровья, счастья. В некоторых вариантах обряда вынос Марены и внесение зеленого «лета» слились в один ритуал: куклу вешали на деревце. В Польской Силезии в каждом доме на окне ставили деревце с маленькой куклой «мажанкой». В Моравской Валахии в середине поста ходили с «мареной», то есть украшенным деревцем, в кроне которого была укреплена куколка, и др. На Украине купальское деревце иногда называлось Мареной. Пока девушки пели и скакали через костер, парни подкрадывались, отнимали Марену, разрывали, разбрасывали или топили в воде. Части разорванной Марены девушки относили в огород для плодородия (349). В Беларуси в ряде мест тоже делали соломенную куклу по имени Mapэна (291).

Обряд известен в Словакии, Моравии, Чехии, Польше, Лужице, Каринтии, а также в Венгрии и Австрии. Сходные обряды выноса и уничтожения соломенного чучела встречаются у балканских и отчасти у восточных славян (*).

Это академическая информация об аутентичном образе и связанных с ним ритуалах. Между тем образ Марены-Мораны претерпел множество доделок-переработок со стороны как кабинетных мифологов, старавшихся провести прямые параллели между персонажами славянской мифологии и мифологии греко-римской, так и откровенных "любителей" от фольклора, которые присочиняли больше, чем собирали "в поле". Так, например, старочешская Morana в подложных глоссах из «Mater Verborum» отождествляется с Гекатой и Прозерпиной-Персефоной, а о белорусской Мажане Шпилевский писал даже, что в свое время в предместье Кобрина было ее капище в виде огромного кургана на берегу реки Муховец, а в лесу вокруг было множество каменных идолов, забрызганных кровью.

В общем, тенденция превращения амбивалентного образа, связывающего зиму и весну, мороз и тепло, смерть и жизнь, сугубо в негативный персонаж имеет давние корни. Потому сегодня в популярных публикациях Марена (в различных номинативных вариантах: Марена, Маряна, Морена, Морана и проч.) часто описывается исключительно как богиня смерти; именно так зачастую трактуется ее образ и в неоязыческой сфере (*).

Вот пример трактовки ее образа в "научно-публицистическом" ключе:

У славянских племен почиталась богиня смерти Моряна, или Морена, напевавшая скорбные погребальные песни у изголовья усопшего. Душа покойника при этом воплощалась в птицу Дио, одиноко сидевшую на ближайшем дереве и внимательно слушавшую собственный реквием. Иногда в этой птице видели саму Морану, особенно если птица была певчей. Эта богиня, олицетворявшая собою зиму и смерть, всегда вызывала ассоциации с чем-то недобрым... Богиня смерти Морана положила начало многим народным обрядам и праздникам, сохранившимся до нашего времени. В былинах эта тема воплощается в сюжете борьбы Добребога, или Добры (Добрыни), с колдуньей Мариной (Мораной).

Мифология славян (**)

Художественная литература также эксплуатирует образ Моряны, Богини Смерти:

— У них своя вера, госпожа, — сказал венн. — Они поклоняются Моране Смерти и думают, что совершают благодеяние, убивая за деньги. Он ничего не сказал бы на допросе, только славил бы свою Богиню за муки и смерть...

Семенова М.В. "Волкодав" (345)

Впрочем, смерть — это не единственная епархия неоязыческих и фентезийных Марен-Морян. В современной постмифологии еще одним пространством "под рукой" морян оказывается еще и море. Потому что дополнительным образом-инкарнацией Марены-Мораны стали водяные девы, морские принцессы. Вероятно, такая версия возникла под влиянием диалектного слова "моряна", обозначающего "резкий, сильный ветер, дующий с моря в устьях рек" (***)

С севера в проливы пришла моряна ― так поморы называют холодный ветер с Ледовитого океана.

Петр Каменченко, «Москва — Соловки»

Или вот в поэтическом варианте:

Скоро-скоро забрезжит. И пойдет, осыпаясь, прощаться дикая роза — друг-поводырь.

Легкий ветер уж веет. Там Моряна волны колышет, ровно колокол бьет, Море — непокорное, необъятное Море-Океан.

А.М. Ремизов. «Боли-Бошка» (****)

Такие вот заходы создали основания для "словарных" статей следующего типа, разошедшихся по всем "вашим интернетам":

Моряна (Морская царевна, Царь-девица) — дева морских вод, дочь морского царя. Катается по морю в золотом челноке; блестящая красота ее так ослепительна, что на чудную деву нельзя взглянуть сразу, а надо помалу приучить свои очи, иначе сомлеешь и сгинешь. В прекрасном образе Морской царевны или Царь-девицы сказки сочетают представления о богине Зоре и богине-громовнице. Большую часть времени плавает в глубинах моря, превратившись в рыбину, играет с дельфинами. Выходит на берег в тихие вечера, колышется на волнах, плещется, перебирает морские камешки-голыши. Когда поднимает шторм разгневанный царь морской, успокаивает его, унимает бурю. В русских сказках Моряне близок образ Марьи Моревны.

Эзотерическая энциклопедия (*****)

Однако самый экзотический вариант переосмысления образа Моряны, точнее морян, предложил Вадим Панов в своем цикле романов городского фентези "Тайный город". Там моряны — это целое семейство женщин-оборотней, прекрасных и смертоносных. Но это уже тема отдельной статьи...