Меж тех чудовищ лежит бойцов суровых Катона

Путь раскаленный, и вождь печальную гибель их видит,

Их необычную смерть от самых ничтожных ранений.

Авл Знаменосец, тот юноша крови тирренской,

Был, наступив, уязвлен повернувшейся быстро дипсадой.

Боли, укуса зубов не заметил он; смертная бледность

Не омрачила чела, и язва ничем не грозила.

Но разливается яд потихоньку, палящее пламя

Жжет ему сердце, и жар отравы грызет его чрево.

Влагу высосал яд близ органов жизни и к нёбу

Стал прилипать сухому язык; на теле бессильном

Пот выступать перестал, и слезные железы даже

Выдавить слез не могли на его воспаленные очи.

Ни государства честь, ни скорбный голос Катона

Больше не в силах сдержать пылавшего воина, чтобы

Знамени он не швырнул и, беснуясь, не начал в пустыне

Влаги искать, которой просил в его жаждущем сердце

Яд. Даже брошенный в Пад, в Танаис или Родан,

Он продолжал бы пылать, — даже Нил разлившийся выпив.

Ливия мчит ему смерть, ибо в этой земле раскаленной

Меньший дипсаде почет, она гибели лишь помогает.

Ищет сперва он ключа под покровом песков закорузлых;

К Сиртам обратно бежит и глотает соленую воду:

Волны морские милы, хоть жажду залить и бессильны!

Он не поймет, от чего ему смерть, что от яда он гибнет:

Жажду во всем он винит, и вот раздутые вены

Он открывает мечом и кровью уста наполняет.

Лукан "Фарсалия или поэма о гражданской войне". Книга 9, 734-760 (284: с.218-219)