В скандинавской мифологии оживший мертвец, вернувшийся в мир живых по собственной воле после насильственной смерти или про призыву сильного колдуна.

В словарях исландское слово "draugur" (множественное число — "draugar"), как правило переводится на русский язык как "призрак, привидение". Однако за самим словом стоит совершенно иной комплекс понятий, чем за его русскими соответствиями. По-русски "призрак" — нечто бесплотное, зыбкое, почти нереальное (сродни "призрачный" — как бы несуществующий). В исландском фольклоре, напротив, draugar — создания из плоти и крови, которым не чужды плотские радости (любиться с женщинами, пить водку, участвовать в битвах…) и которые во всём похожи на обычных людей, кроме одного — своей принадлежности к миру мёртвых. Иногда "draugur" так и переводится на русский, как "оживший/живой мертвец". Любопытно, что в русскую культуру представление о бесплотных призраках пришло под влиянием романтической традиции, в том числе баллад В.Жуковского. Русский фольклор, напротив, обнаруживает большее сходство с исландской/скандинавской традицией: и по сей день фольклористы записывают в отдалённых деревнях былички об оживших покойниках, которых никак не назовёшь бесплотными призрачными существами. Русскую литературную традицию и фольклор разделяет настоящая пропасть, а в Исландии, наоборот, происходит их интеграция.

Внешний вид драугов зависит от вида их смерти: с утопленника постоянно стекает вода, а на теле павшего бойца зияют кровоточащие раны. Кожа может различаться от мертвенно-белой до трупно-синей. Тело драуга может разбухать до огромного размера, становиться значительно тяжелее, иногда оставаясь не подверженным разложению много лет. Это, а тажке необузданный аппетит сближает драугов с фольклорным образом вампиров.

Также исландские драуги отличаются от призраков из других (в частности, европейских) культур своим одеянием: если в в фольклоре многих народов призраки (и родственные им существа) обычно облечены в белые одежды, то исландские призраки предпочитают одежды чаще всего красно-бурого цвета. С одной стороны, это обычный цвет старинной крестьянской одежды, то есть призраки одеты не в погребальные саваны, а так же, как живые люди. С другой стороны, красно-бурый цвет — цвет запёкшейся крови, и поэтому одежды исландских призраков заставляют вспомнить о красных одеждах ушедших в Вальгаллу воинов в древнескандинавской культуре. С ними draugar сходны тем, что они — привидения людей, принявших насильственную смерть.

И всё же значение слова "draugur" глубже, чем просто "человек, перешедший из живого состояния в мертвое". Данные исландского фольклора позволяют предположить, что draugar могли восприниматься как отдельный самостоятельный вид существ, противопоставляющийся живым людям и встающий в один ряд с такими сверхъестественными обитателями Исландии, как альвы и тролли. Сами слова: "человек" (mennskur maður) VS "призрак" (draugur) в былинках выступают в качестве антонимов. Получается, что после смерти человек или животное при определённых обстоятельствах превращаются в существа иной природы.

Из некоторых текстов о колдунах, вызывающих призраков, явствует, что draug’a можно сделать. Так, в быличках о Торгейровом бычке человек буквально мастерит злобного призрака, которого собирается наслать на своих обидчиков, из подручных материалов: бычьей головы и копыта. Но даже в том случае, когда в распоряжении колдуна есть мёртвое тело, чтобы сделать из него драуга, над ним надо основательно потрудиться, "снарядить" его (búa upp) и наделить силой с помощью колдовских чар (magna).

В ряде текстов есть сведения, будто бы противоречащие этим данным: draugar не утрачивают черт, свойственных живым людям, как бы не полностью порывают с миром живых. Про одного draug’a говорится, что его тело не остыло, когда его вызвали с того света, поэтому такого "недоделанного" призрака приходилось регулярно кормить, чтобы он не обессилел. Противоречивые данные в фольклорных текстах не вызывают удивления, поскольку устная народная традиция не является чем-то монолитным и концептуально выверенным, но представляет собой напластования различных сосуществующих представлений и верований. Однако можно предположить, что каждая разновидность призраков в исландском фольклоре (а их множество) имеет свою природу, более или менее удалённую от человеческой.

В силу этих причин слово "draugur" в зависимости от ситуации и переводится по-разному: в нейтральных контекстах употребляются в качестве абсолютных синонимов слова "призрак, привидение" и "покойник, мертвец". Там же, где речь идёт о ситуациях, никоим образом не коррелирующих с тем кругом ассоциаций, которые влекут за собой соответствующие русские слова (например, о draugar, созданных искусственно), в русской скандинавистической литературе употребляется исландское заимствование "драуг" (в его древнеисландской огласовке).

В быличках о призраках речь может идти как о покойнике, хорошо знакомом рассказчику (например, умершем родиче или односельчанине), так и о появлении привидений, не связанных со смертью конкретного лица; в них призраки как бы безличны. Так в исландском языке есть безличные конструкции со значением "ходят привидения" — það er reimt, það er draugagangur. Личные имена у привидений бывают, как правило, в тех случаях, если это призраки знакомых рассказчику/очевидцу людей. В подавляющем большинстве текстов призраки носят прозвища (Лалли из Хусавика, Ирафетльский Моури, Винник и тому подобные). Во многих текстах призраки вовсе безымянны. Мы знаем, как звали возлюбленную Дьякона с Тёмной реки, знаем кличку его коня, а сам герой знаменитейшей в фольклоре Исландии любовной истории довольствуется скромным обозначением по профессии!

В исландском фольклоре существует своя классификация разновидностей призраков. Прежде всего они делятся на две большие группы: во-первых, умершие, которые выходят из могилы по собственной воле, и во-вторых, те, кто поднят из могилы с помощью колдовства. Внутри этих больших групп есть более детальная классификация. Характер контактов каждого вида призраков с миром людей различен.

Покойник, по той или иной причине оживший сам по себе, по-исландски обозначается словом "afturganga" (буквально, "вернувшийся с того света" — от глагола "ganga aftur"). Подобные призраки встречаются чаще всего. Как правило, это призраки людей, чья жизнь оборвалась внезапно: покончивших с собой, павших от чужой руки, погибших в результате несчастного случая. Во многих текстах такие привидения являются близким и сообщают об обстоятельствах своей смерти и/или месте захоронения, иногда в стихотворной форме. Среди afturgöngur есть и те, кто становится призраком, потому что не может расстаться с чем-либо, что было ему дорого в мире живых. Таковы, например, Дьякон с Тёмной реки, возвращающийся с того света на свидание со своей возлюбленной, и Винник, после смерти не покинувший мир живых из-за страстной любви к спиртному. Отдельную разновидность здесь составляют призраки, которые не в силах после смерти расстаться с накопленными при жизни богатствами и каждую ночь встающие из могилы, чтобы пересчитывать деньги (fépúkar).

Особое положение среди afturgöngur занимают так называемые útburðar. Утбурд — призрак младенца, от которого мать избавилась, вынеся его на пустошь и оставив там. В эпоху от крещения Исландии (примерно 1000 год) до XIII века считалось, что утбурдами становились абсолютно все младенцы, умершие некрещёными: тогда таких детей не хоронили на кладбище, а закапывали где придётся. В свете этого можно сделать вывод, что существование в качестве призрака — единственная форма жизни после смерти, доступная этим младенцам, которым заказан путь в христианский рай. Поэтому современный фольклорист Бьяртни Хардарсон называет их существование в качестве призраков "милостью" (1216: Bls.14). В классических текстах, записанных в XIX веке, утбурды — обычно дети батрачек, родивших ребёнка вне брака и избавившихся от него, чтобы скрыть свой позор; то есть решающим для "рождения" утбурда оказывается не категория принадлежности/непринадлежности к христианскому миру, а универсальные морально-этические категории: он становится призраком в результате чужого преступления. С утбурдами связано большое количество верований. Так, считалось, что женщины, решившие избавиться от будущего ребёнка таким образом, при родах не чувствуют боли, но, если о детоубийстве становилось известно, они могли испытывать родильные муки позднее (1216: Bls.14). По другим верованиям, эти младенцы по вечерам воют на пустоши и иногда пристают к одиноким путникам с просьбой дать им имя. Отличить утбурдов от обычных младенцев несложно: они передвигаются, ползая на одном локте и одном колене.

Те, кого поднимают из могилы с помощью колдовства, называются в исландском фольклоре следующими именами: "uppvakningur" (буквально, "пробуждённый") — покойник, вызванный для различных целей (от пребывания на посылках у колдуна до разыскивания кладов под землёй или на дне моря); "sendingur" (буквально, "посланец") — привидение, также поднятое из могилы при помощи чар и посланное кому-либо с конкретной целью, например для мести. Призраки такого рода всецело подчинены воле хозяина и без рассуждений выполняют его приказания (которые, как правило, сводятся к тому, чтобы застращать или убить обидчика хозяина). Но здесь бывают редкие исключения: в тексте "Призрак причащается" посланец, отправленный убить пастора, оказывается наделён свободной волей: он рассказывает своей потенциальной жертве, зачем он явился, признаётся, что ему противно выполнять поручение хозяина, и просит избавить его от роли убийцы.

Часто призраков из гроба поднимают священники, то есть, казалось бы, те, кто в силу своего положения, напротив, должен ограждать своих прихожан от нечистой силы или отрицать её существование (как нынешний епископ Исландии). При этом упоминается, что священники используют при своих манипуляциях с призраком колдовство; в своём умении вызывать призраков и заклинать их пасторы действуют наравне с колдунами.

Несмотря на то что в реальной жизни представители официальной Церкви и носители магической традиции, идущей от языческих времён, часто были заклятыми врагами (достаточно вспомнить сожжения колдунов в XVII веке, устраиваемые Церковью), в фольклоре они могут действовать схожими методами. В исландской народной традиции самыми могущественными колдунами оказываются как раз священники. Преподобный Эйрик Магнуссон (1638-1716) из Вогс-оуса на юго-западе страны вошёл в историю исландской культуры как самый могущественный колдун страны, которому повиновались призраки и черти. Легендарный Сэмунд Мудрый, которому, в частности, приписывают авторство "Старшей Эдды", в фольклорных текстах учится в школе чернокнижия в Париже и добирается в Исландию верхом на дьяволе, обернувшемся тюленем. Возможно, священник воспринимался как более могущественный чародей, чем простые колдуны, поскольку мог рассчитывать не только на собственные магические способности, но и на помощь Божественных сил.

Между призраками и духовенством даже возможна родственная связь: есть несколько быличек о том, как сын, рождённый девушкой от влюблённого в неё призрака, становился пастором.

Кроме перечисленных выше, исландский язык различает множество других разновидностей призраков: "Vofa" (нечто колеблющееся, зыбкое) — слово ближе всего к русскому понятию "привидение" (обычно призрак женского существа); "Skotta" — призрак женщины (название произведено от детали женского наряда — шапки с кисточкой); "Móri" — название по цвету наряда призрака, одежды (куртки) красно-коричневого цвета; "Svipur" — у этого слова широкий спектр значений: "вид, видение, внешность, подобие".

Кроме них, следует ещё особо упомянуть призраки животных, различные непонятные иномирные явления (звуки, видения и тому подобное).

В книге Йоуна Ауртнасона, классическом фольклорном сборнике XIX века, существуют подробные указания, как вызывать призрака. Но чётких объяснений, как его заклясть (kveða niður) в исландском фольклоре нет, есть только туманные свидетельства о том, что такое под силу лишь пастору или могущественному колдуну, и что те читают при этом особые молитвы или заклинания. Как следует из некоторых текстов, ожившего покойника можно усмирить и без помощи "специалистов", воткнув в его могилу магические предметы — иголки, ножи. Тем не менее в текстах описано много способов, как оборониться от призрака: они могут варьироваться от чтения молитв до швыряния нечистотами.

Рассказы о draugar давно и прочно вошли в культурный обиход исландцев. Упоминания о контактах с призраками мы встречаем ещё в сагах об исландцах, то есть в текстах, записанных в XII-XIII веках и сложенных в предыдущие столетия. Там о них рассказывается не как об из ряда вон выходящих сверхъестественных экспириенсах, а как о событиях того же порядка, что и общение с живыми людьми (например, битва героя с призраком по имени Глам в "Саге о Греттире"). При этом необходимо иметь в виду, что "саги об исландцах" — жанр древнеисландской словесности, претендующий на абсолютную правдивость, в отличие от так называемых лживых саг, нагруженных откровенными вымыслами. Правда, в конце XX — начале XXI века среди образованных исландцев наметилась тенденция считать все события и персонажей саг абсолютным вымыслом.

С течением времени отношение к призракам меняется, и речь идёт не только об ослаблении веры в них или об изменении условий жизни и быта, в которых могли действовать призраки. Так, былички об утбурдах перестали слагать тогда, когда само такое явление, как вынесение младенцев на пустошь, исчезло в социуме. Речь прежде всего идёт об изменении восприятия контактов с призраками. Так, в рассказах, записанных в XVIII-XIX веках увидеть призрака мог практически каждый, а в текстах XX века всё чаще говорится о том, что такой способностью наделена только особая категория людей, то есть духовидцы (skyggnir menn). При этом в XX веке возрастает количество рассказов от первого лица о личном уникальном опыте (в противоположность более ранним текстам, где речь может идти о случае, происшедшем с неизвестным или незнакомым рассказчику человеком).

Интересно, что область бытования исландских призраков не всегда ограничивалась только территорией этой страны. В XIX веке, когда часть исландцев в поисках лучшей жизни переселилась в Канаду и США, появились свидетельства о том, что в этих местах видели таких существ, как, например Ирафетльский Моури, Торгейров бычок и Скотта с Глинистой реки. Переселившись на другой континент, исландские призраки будто бы изменили свои обычаи: начали являться людям не в красно-бурых одеждах, как на родине, а в белых, подобно большинству европейских призраков, и стали бестелесны. Через пару десятилетий после волны эмиграции из Исландии свидетельства об исландских призраках в Канаде исчезают: по полушутливому-полусерьезному замечанию фольклориста Кристин Йоуханнесдоттир, они были изгнаны с новых земель местными привидениями (1215).