Жил-был кайгусь верховья реки. Он спустился вниз к людям, у людей он женщину взял, чтобы на ней жениться; он эту женщину и увел. С этой женщиной они вырастили сына, их сын был медведь. Когда он вырос, он сказал:

— Отец, ты от людей маму привел, я тоже схожу к людям за человеком, я к людям пойду за женщиной.

Отец ему сказал:

— Сынок, лучше не ходи, силы у тебя мало, люди тебя убьют.

А он ответил:

— Меня не убьют.

Отец сказал:

— Сынок, сходи вниз, мои семь шагов по отпечаткам пройди^*, если их пройдешь, то, наверно, и вниз к людям сможешь дойти.

Он побежал вниз — ступал по следам отца. Шесть шагов прошел, а до седьмого не дошел. Он назад вернулся, домой пришел. Отец его спрашивает:

— Сынок, ну как, все следы прошел?

— Да, — ответил он, — прошел.

Своего отца он обманул.

— А ты, — он спрашивает, — как мать увел?

Ну вот, он идти собирается.

Отец ему говорит:

— Сынок, люди тебя убьют, не ходи лучше!

Он слов отца не послушался и вниз отправился. Он взял связку в сто штук бурундучьих шкурок, связку горностаевых шкурок, связку шкурок колонка, связку беличьих шкурок, связку соболиных шкурок, связку заячьих шкурок, связку волчьих шкур и связку росомашьих шкур. Потом он отправился вниз.

Бурундук на кучке земли, вырытой из норы, сидит. Он спрашивает:

— Кайгусь верховья реки, куда ты идешь?

— Я, — говорит, — к людям за человеком пошел.

Бурундук сказал:

— Кайгусь верховья реки, не ходи, люди тебя убьют.

— Нет, — сказал кайгусь, — люди меня не убьют.

— Люди тебя убьют, — сказал бурундук, — ребра твои свяжут саргой^* и со сплетенными ребрами тебя обратно отпустят. Эх, как ребра стучать будут!

А он сказал:

— Меня люди не убьют.

Он пошел дальше и от бурундука к горностаю пришел.

Горностай спросил:

— Кайгусь с верховья реки, куда ты идешь?

— Я, — говорит, — к людям за человеком отправился.

Горностай ему сказал:

— Кайгусь, не ходи, люди тебя убьют, саргой ребра свяжут и так тебя обратно отпустят. Как ребра стучать будут!

Горностай ему говорит:

— Люди тебя убьют.

Он вперед зашагал, дальше пошел. Глядит — впереди колонок^* на кочке сидит. Он к нему подошел.

— Кайгусь с верховья реки, — тот спрашивает, — куда ты идешь?

— Я, — говорит, — к людям за человеком иду.

А колонок говорит:

— К людям не ходи, они тебя убьют, саргой твои ребра свяжут и так обратно отпустят.

— Меня, — ответил он, — люди не убьют.

А колонок ему говорит:

— Люди тебя убьют и со сплетенными ребрами домой отпустят. Как ребра стучать будут!

Он ответил:

— Люди меня не убьют.

Он дальше идет, вперед глядит — белка на кочке сидит. Она спрашивает его:

— Кайгусь, куда ты идешь?

— Я, — говорит он, — к людям за человеком иду.

— Люди тебя убьют, — сказала она, — со сплетенными ребрами обратно отпустят. Как они стучать будут!

— Меня, — возразил он, — люди не убьют.

Он пошел вперед, глядит — соболь на кочке сидит и спрашивает:

— Кайгусь с верховья реки, куда ты идешь?

Он отвечает:

— Я к людям за человеком иду.

Соболь ему говорит:

— Люди тебя убьют, со сплетенными ребрами обратно отпустят. Как они стучать будут!

— Меня, — он сказал, — люди не убьют.

Он вперед зашагал, дальше пошел. Заяц на кочке сидит. Он к зайцу пришел. Заяц спрашивает:

— Куда идешь?

— Я, — он отвечает, — к людям за человеком иду.

Заяц говорит:

— Люди тебя убьют, со сплетенными ребрами обратно отпустят. Как ребра стучать будут!

А он отвечает:

— Меня люди не убьют!

И дальше пошел.

Песец на кочке сидит и говорит:

— Кайгусь, ты куда идешь?

— Я, — говорит, — к людям за человеком иду.

— Люди тебя убьют, — песец говорит, — со сплетенными ребрами обратно отпустят. Как ребра стучать будут!

Пошел он дальше. Теперь лисица на кочке сидит, спрашивает:

— Кайгусь, ты куда идешь?

— Як людям за человеком иду.

Она сказала:

— Люди тебя убьют, они тебя обратно отпустят, сплетенные саргой ребра стучать будут.

А он сказал:

— Меня люди не убьют.

И вперед зашагал.

Там дальше волк на кочке сидит. Он сказал:

— Кайгусь, куда ты идешь?

— Я к людям за человеком иду.

Волк ему сказал:

— Люди тебя убьют, со сплетенными ребрами обратно отпустят. Как ребра звенеть будут!

Кайгусь ответил:

— Меня люди не убьют.

Он дальше шагает. Вперед идет. Росомаха на кочке сидит и ему говорит:

— Кайгусь, ты куда идешь?

— Я, — отвечает, — к людям за человеком иду.

— Кайгусь, — сказала росомаха, — люди тебя убьют, со сплетенными ребрами обратно отпустят. Как ребра стучать будут!

А он ответил:

— Меня люди не убьют!

У края черного леса^* он спустился к стойбищу, к чуму старика, у которого была одна дочь. Был уже вечер, темнеть стало.

Старик своей дочери сказал, чтобы она за водой сходила.

А она говорит:

— Я за водою вниз схожу!

Ее мать говорит:

— Утром сходи!

Она говорит:

— Вечером схожу!

Кайгусь поджидает ее.

Она отправилась вниз, туясы^* взяла, чтобы воды набрать. Из проруби воду зачерпнула, а когда стала в чум возвращаться, он ее и поймал.

— Ты не бойся, — сказал он, — я тоже человек. Кайгусь с верховья реки.

Он ее на спину вскинул и понес.

Старик сидел, сидел — нет его дочери, не возвращается.

— Старуха, сходи вниз, — сказал он, — узнай, куда дочь ушла.

Старуха спустилась вниз — только пустые туясы для воды стоят. Старуха их взяла и унесла.

Старик спрашивает:

— Куда дочка ушла?

Старуха ответила:

— Нет ее, только пустые туясы стоят, я их домой принесла.

Старик ей говорит:

— В соседний чум сходи!

Старуха на стойбище спрашивала, спрашивала — люди отвечали, что ее нет. Старики переночевали. Наступило утро. Старик сам пошел. Медведь, оказывается, ходил. Видно, что медведь ее взял и унес^*.

Пошел старик в соседний чум.

— Дочь, видно, медведь унес. Наточите рогатины! — сказал он людям.

Люди наточили рогатины и, сердитые, погнались за ним. Они его гоняют^*.

Шли-шли, шли-шли, а медведь узнал, что за ним гонятся.

— Я, — сказал он, — человек, а люди меня гонять стали!

Гоняют они его. Он связку бурундучьих шкурок бросил.

Пришел старик туда, где медведь связку бурундучьих шкурок оставил. Люди говорят:

— Дед, связка бурундучьих шкурок лежит!

Он дальше пошел. И они пошли, гонят медведя.

Впереди связка шкурок горностая лежит, они к этой связке горностаевых шкурок подошли.

Люди говорят:

— Связка шкурок горностая лежит!

Старик на нее и не взглянул. Они дальше идут по следам кайгуся.

Кайгусь девушке говорит:

— Твой отец даже не взглянул.

Потом он связку шкурок колонка бросил. Они к ней подошли.

— Дедушка, — сказали они, — связка шкурок колонка лежит!

Старик на нее не взглянул. Они гонятся за ним. Потом он связку беличьих шкурок оставил.

Люди туда пришли.

— Дедушка, — сказали они, — связка беличьих шкурок лежит!

Старик на нее не взглянул. Все опять за ним гонятся.

Дальше он связку шкурок соболя оставил и сказал:

— Люди, не троньте меня! Я столько пушнины оставил, сколько человек стоит.

Старик со своими людьми туда пришел. Люди старику говорят:

— Связка соболиных шкурок лежит. Дедушка, видно, он за твою дочь пушниной платит^*.

Старик искоса посмотрел.

— Гонитесь за ним! — сказал он.

Они опять за ним погнались. Связку заячьих шкурок он им оставил.

— Люди, — говорит, — не троньте меня, я товарища себе несу.

Он столько пушнины за нее оставил, сколько она стоит. Он теперь налегке вперед идет.

Люди старика подошли к связке заячьих шкурок. А старик на нее и не взглянул.

Потом он связку песцовых шкурок оставил. Старик и на эту связку не взглянул.

— Гонитесь за ним, — сказал он.

А там впереди кайгусь женщине говорит:

— Опять они не взяли ее. Люди, — сказал он, — за мною погнались, чтобы убить меня. Люди меня убьют!

Дальше он связку лисьих шкурок оставил.

— Люди, — сказал он, — это плата за женщину!

Они к связке лисьих шкурок подошли.

— Дедушка, — говорят, — связка лисьих шкурок лежит!

— Вперед, — сказал он, — гонитесь за ним!

Потом он связку в сто волчьих шкур оставил:

— Люди, не троньте меня, я за человека пушнину отдал вам!

Старик едва взглянул на связку волчьих шкур. Кайгусь устал, обессилел. Потом он связку росомашьих шкурок оставил.

— Люди, не троньте меня, — сказал он, — я за человека пушнину вам отдал, я — человек!

Шел он, шел, шелковую парку оставил. Они подошли туда, где шелковая парка лежит. Люди сказали:

— Дедушка, шелковая парка лежит! Возьми, дед, шелковую парку!

Старик остановился, немного подумал.

А кайгусь там своей жене говорит:

— Он меня гоняет, чтобы убить!

Потом он оставил шелковый платок.

— Люди,— сказал он,— не троньте меня, не убивайте меня, я ведь в оплату за человека пушнину всю отдал, всю вам отдал!

Они к шелковому платку подошли. Люди говорят:

— Это шелковый платок лежит, возьми его, дедушка!

Старик остановился, думает: «То ли взять его, то ли нет». Постоял-постоял и вперед зашагал.

Кайгусь своей жене сказал:

— Чтобы убить, гонится он за мной. Теперь твой отец меня убьет!

Он ее со спины снял.

— Стой здесь, — говорит, — они меня убить хотят.

Потом он произнес:

— Когда меня убьют, пусть мою правую лапу отрежут, потом голову пусть отрежут, здесь пусть оставят!^* Женщина, — сказал он, — три дня пусть сидит возле меня. Юколу около меня пусть поставит, жир, порсу пусть поставит, варку пусть поставит^*.

Пошел он обратно, им навстречу. Когда их встретил, он сердился на людей, боролся с ними и пугал их. Люди убили его рогатиной.

Старик пошел за дочерью — она в отдалении стояла. Он своей дочери сказал:

— Иди сюда, пойдем со мной!

Дочь пошла с отцом. Пришла, а кайгуся уже убили. Она заплакала:

— Столько пушнины он тебе оставлял да оставлял, а тебе все мало было! Он — человек, — она сказала, — а вы его убили!

Они взяли мясо медведя, домой унесли. Она им сказала:

— Сами ешьте!

Она его мясо не ела^*.

Взяли они его шкуру, от шкуры уши отрезали, в бересту их завернули, на бересте его ребра нарисовали, к шее мордочку приклеили^*.

Потом поставили перед ним жир, она жиром его кормила. Они мясо медведя ели, а она возле него сидела и не ела. Три дня она сидела. Потом они его кости собрали, для его ребер черемуху срубили, саргу сделали и его ребра связали саргой. Потом они его отнесли на гору, эти кости отнесли на гору^*.

После этого он медведем стал, ожил, обратно к своему отцу пошел. Дошел он до росомахи.

Росомаха сказала:

— Кайгусь верховья реки, я тебе говорила — не ходи вниз, люди тебя убьют, а ты ответил: «Меня не убьют». Вот тебя со сплетенными ребрами обратно отпустили. Как они стучат!

Ему стыдно стало. Потом он к волку пошел. Волк ему сказал:

— Я тебе говорил — не ходи, но ты не послушался. Ты сказал: «Люди меня не убьют», а люди тебя убили. Вот тебя люди убили, саргой твои ребра связали. Как ребра стучат!

Ему стыдно стало. Он дальше пошел. Лисица на кочке сидит и ему говорит:

— Я тебе говорила — люди тебя убьют, а ты сказал: «Люди меня не убьют». Вот тебя люди убили, саргой твои ребра связали, обратно отпустили.

Ему стыдно стало. Как ребра стучат!

Затем он к песцу подошел. Песец на кочке сидит и говорит:

— Кайгусь, я тебе говорил — не ходи туда, люди тебя убьют, а ты сказал: «Люди меня не убьют». Вот тебя люди убили, ты не послушался, ты сказал, что люди тебя не убьют. А люди тебя убили!

Ему стыдно стало.

— Вот тебя, — сказал песец, — со сплетенными ребрами обратно отпустили, а ребра стучат!

Ему стыдно стало.

Еще дальше заяц на кочке сидит и говорит:

— Кайгусь, я тебе говорил — не ходи, люди тебя убьют, а ты сказал: «Люди меня не убьют». Вот тебя люди убили, саргой твои ребра связали. Как ребра стучат!

Ему стыдно стало. И он пошел, пошел. Вот соболь на кочке сидит и говорит:

— Кайгусь, я тебе говорил — не ходи, люди тебя убьют, а ты сказал: «Люди меня не убьют». Вот тебя люди убили, со сплетенными ребрами обратно отпустили. Как ребра стучат!

Ему стыдно стало, и он от него ушел. Дальше белка на кочке сидит:

— Когда ты был кайгусем верховья реки, я тебе говорила: «Не ходи, люди тебя убьют», а ты сказал: «Люди меня не убьют». Вот, — она говорит, — люди тебя и убили, вот тебя со сплетенными ребрами обратно отпустили.

Ему стыдно стало. Он вперед зашагал. Горностай на кочке сидит и говорит:

— Кайгусь, я тебе говорил — не ходи туда, люди тебя убьют. Ты не послушался, ты сказал: «Люди меня не убьют». Вот тебя со сплетенными ребрами обратно отпустили. Как ребра стучат!

Ему стыдно стало. Он вперед зашагал, дальше идет. Бурундук на кучке земли сидит. Бурундук ему говорит:

— Кайгусь с верховья реки, ты моего слова не послушался. Вот тебя, — говорит, — люди убили, саргой твои ребра связали. Как ребра стучат!

Ему стыдно стало. Кайгусь обессилел, в свой чум пришел, дверь открыл, кое-как дошел. У него дыхание перехватило, говорить не может. Упал — только кости загремели.

Его отец молвил:

— Я тебе говорил — не ходи. Ты моих слов не слушал, ты меня обманул. Я тебе говорил — люди тебя убьют, вот тебя люди и убили. Вот ты упал, только сплетенные кости стучат. Как же твоего отца, — сказал он, — люди не убили? А ведь я женщину привел, а тебя люди убили!

Он ни одного слова не произнес, так ему стыдно стало (1137: с.120-127, №56).