«Стать человеком трудно,

Оставаться еще труднее, а расчеловечиться... раз плюнуть.»

Юрий Никитин «Трое в долине» (507)

Как известно, дерево во все времена играло важную роль в жизни людей. Оно и началом рода было, и богом могучим, и тень давало в жаркий день, и плоды по осени приносило, и символом было мудрости и добра. Легенд, былин и мифов связано с различными деревьями несчетное количество.

Никитин в своем романе «Трое в долине» показывает нам возможное развитие событий одной из таких легенд. Главные герои попадают в племя древо-людей.

Это небольшое племя:

«Деревья отступили далеко, стояли широким кругом в несколько верст, а посредине этого поля виднелось с десяток хижин на высоких столбах. Несколько странно высоких тощих мужчин вяло бродили вокруг хижин, медленно били в землю толстыми дубинами.» (507: с.101)

По мере развития сюжета герои знакомятся сначала с тем, как выглядит странный народ:

«Опустили дубины и молча ждали. Все выглядели больными, изможденными, а кожа была серо-зеленой, нездоровой и словно бы покрытой коростой. Олег ощутил холодный ветерок, хотя воздух стоял неподвижный как вода в болоте» (507: с.101).

«…Лица у всех не просто деревянные, у них и глаза... не глаза, а наплывы на дереве, такие же серо-зеленые, только и того, что поворачиваются с натугой, слышно даже как скрипят.» (507: с.102)

«Его водянистые глаза остановились на Олеге, у того пробежал по спине холодок, а внутри стало тяжело и холодно. Глаза войта без зрачков, серо-зеленые, болотного цвета, не глаза, а молодые наплывы древесной коры, пока еще не затвердели не стали темными, как чага, но уже такие же неподвижные, не мигнет даже, без век, как у ящерицы...» (507: с.103)

«Лицо войта было бесстрастным, глаза не двигались. Он показался бы слепым, если бы не ощущение, что видит даже лучше их всех, вместе взятых.» (507: с.105)

«Внутри чисто, сухо, стол и широкие лавки, они же лежанки, охапки сухой травы. Воздух тоже сухой, словно здесь нарочито все высушивали» (507: с.105).

Разговаривали в деревне: «…ровным бесцветным голосом старого дерева…» (507: с.102)

И наконец, герои столкнулись с самой загадочной частью быта поселения:

«…От дома войта к соседнему на высоте крыши тянулось огромное длинное бревно. Ствол слегка прогибался под тяжестью пятерых молодых парней, подвешенных за ноги. Лыковые веревки плотно обхватывали лодыжки, а руки несчастных не доставали до земли по крайней мере на сажень. У всех были бледные измученные лица…, …вытянутые тела, беспомощно свисающие руки…» (507: с.104).

Единственные объяснения, полученные от местного главы войта, не смогли унять беспокойство героев: висеть им «…до сухости…, …Еще день-два. Пройдет дождь, все подсохнет, тогда и отвяжем…, … Так наши боги велят» (507: с.105).

Помимо всего в поселении был запрет на огонь:

«Здесь какой-то запрет на огонь, — сказал Олег возбужденно. — Пока погоди... Надо разобраться. Не хотелось бы нарушать их ритуалы» (507: с.106).

Не просто было спокойно жить в деревне, наблюдая за чуждыми традициями: «…и двое суток несчастные висели вниз головой. Один умер, его отвязали и унесли в лес, где закопали. Остальные четверо вытягивались под своим весом все больше. Почему-то им не давали ни есть, ни пить» (507: с.107). И великие охотники, вернувшись в деревню, несли с собой лишь: «…по большой корзине из прутьев, откуда торчали пучки кореньев, связки странной белесой травы, молодой завязи папоротников» (507: с.108). Однако будучи чужими странному народу у героев было и общее, с казалось бы совсем чужими людьми (да и людьми ли?): «Вот этот рыжий из рода Дуба, он и сейчас еще дуб-дубом, этот вот, что сопит сзади, из славного рода Граба... или Вяза, не помню, хотя самого хоть грабь, хоть вяжи, слова не скажет» (507: с.110).

Но разница в мировосприятии и общечеловеческая жалость все-таки взяла верх, и мучеников сняли с веревок:

«…Первый парень не мог даже пошевелить губами, только глаза тупо следили за руками чужака. …Первый наконец встал, медленно сделал шаг, держась за хижину, покачнулся, перевел дух, сделал еще шажок, уже увереннее...» (507: с.112)

Однако стать спасенными им было не суждено.

«Все четверо молодых деревьев еще были людьми, вон их лица, только глаза уже закрыты, руки подняты кверху, из пальцев выбились зеленые листочки, а ступни стали широкими, от них в землю пошли молодые тонкие корешки» (507: с.114)

«Лица всех четверых, превратившихся в деревья, были спокойными, даже счастливыми. Светло-зеленая кожа медленно грубела, превращаясь в кору, но Мрак чувствовал, что еще не одну неделю их человеческие лица будут напоминать о трех злобных и глупых пришельцах» (507: с.114).

«Человеком быть трудно, а деревом — легко и счастливо. Потому так силен зов каждого к воде, сырости, а в своих снах видим, как счастливо пускаем корни, как человеческое сознание меркнет, а мы погружаемся в бездумное счастье...» (507: с.115)

Описанные в этом отрывке романа древо-люди, отчасти перекликаются с одной из рас Средиземья, Энтами, внешне сильно напоминающими деревья. Их название происходит от англо-саксонского слова, означающего «великан».

«Перед хоббитами было совершенно необычное существо. Оно походило не то на человека, не то на тролля, футов четырнадцати ростом, с длинной головой и почти без шеи. Гладкая коричневая кожа рук мало походила на грубую серо-зелёную кору, покрывавшую остальное тело. На огромных ногах было по семь пальцев. Нижняя часть длинного лица заросла широкой седой бородой, кустистой, у основания напоминавшей тонкие прутья, а на концах похожей на мох. Но в первый момент хоббиты не заметили ничего, кроме глаз. Эти глубокие глаза теперь разглядывали их, сосредоточенно, очень проницательно. Они были коричневыми, в их глубине то и дело вспыхивал зеленый огонек.»

Дж.Р.Р.Толкин "Властелин Колец" (пер. Н. Григорьевой, В. Грушецкого).
Том II «Две крепости». Книга III, глава 4 «Фангорн» (22)

Особенно интересны в этом ракурсе Энтинги — молодые энты. Во «Властелине Колец» о них лишь кратко упоминается, также никто никогда не видел их. Почти никакого описания энтингов не существует, но из описания Скородума (молодого и торопливого энта) и комментариев Древоборода о более молодых энтах можно предположить, что они были более «сгибаемы», чем старые энты, и скорее напоминали саженцы и, вероятно, даже ростки (в самом начале их жизни). Неясно, рождались ли они похожими на деревья, которые они охраняли, или становились такими позже, а также — рождались ли они вообще. Возможно, процесс появления энтингов и перерождения их в энтов, мог быть схожим с процессами описанными в романе Никитина.

Так же рядом находятся и Хуорны, еще одна древоподобная раса Средиземья, однако в отличие от энтов не умеющая разумно общаться с другими расами, но обладающая голосом, возможностью к перемещению и даже магией, чтобы скрывать его. Согласно Древобороду, хуорны со временем стали странными, дикими и опасными. Они приглядывают за деревьями, но за самими хуорнами, в свою очередь, приглядывают энты.

У древних славян помимо множества обрядов и верований, связанных с дубом, повсеместно запрещалось рубить священные дубы. Полагали, что любая попытка нанести им ущерб (спилить, сломать ветку, ободрать кору и даже использовать его сушняк на дрова) обернется несчастьем для человека или для всех живущих поблизости. Белорусы верили, что если начать рубить старый дуб, то из-под топора появится кровь — дерево заплачет кровавыми слезами.

В песнях в калину превращаются убитые, заклятые люди, возлюбленные, умершие от любви.

Превращение человека в клен — один из популярных мотивов славянских сказаний: мать «закляла» непослушного сына (дочь), а музыканты, шедшие через рощу, где росло это дерево, делали из него скрипку, которая голосом сына (дочери) рассказывает о вине матери.

Сергей Есенин сказал однажды: «У россиян все от Дерева — вот религия мысли нашего народа». И пояснил, зачем и почему дерево вышивается обычно лишь на полотенцах-рушниках:

«Дерево — жизнь... Каждое утро, встав ото сна, мы омываем лицо свое водою. Вода есть символ очищения… Вытирая лицо свое о холст с изображением дерева, наш народ говорит о том, что не забыл тайну древних отцов вытираться листвою, что он помнит себя семенем надмирного дерева, и, прибегая под покров его, окунаясь лицом в полотенце, он как бы хочет отпечатать на щеках хоть малую ветвь его, чтобы подобно дереву от мог осыпать с себя шишки слов и дум и струить от ветвей-рук тень-добродетель».

В этом глубокий смысл.