Как известно, Британия зело богата на разнообразные псовые образы, и одиночные, и групповые (Неистовый гон). Среди этого спектра вариаций особенно обращают на себя внимание Гончие Гавриила — прекрасный образец взаимопроникновения разных мифологических систем на Британских островах.

В чем здесь дело и самый смак? Ведь всяких призрачных свор, предвещающих смерть, по Острову разбросано немеряно... Чем особенны Гончие Гавриила?

Да, четким рационалистическим объяснением — дескать, в Британии крики и хлопанье крыльев перелетных птиц, особенно гусей, нередко принимали за крики духов воздуха, которых представляли в виде призрачной своры псов (307).

Да, весьма колоритной внешностью. Где еще встретишь летающих в ночном небе чудовищных собак с человечьими головами (157).

Да, предсказанием смерти или несчастья, но не тому, кто их увидел или услышал (что вообще не редкость на Острове), а дому, над которым они кружат.

А еще — примером финализирующей функции христианства, резюмирующей кельтские, романские и германские фольклорные традиции относительно тех, кого принято называть адскими собаками.

Ведь кто есть Гавриил, которому приписывается эта свора? Да, Гавриил — один из четырех архангелов (Габриэль, Михаэль, Уриэль и Рафаэль; в русской традиции Гавриил, Михаил, Уриил и Рафаил), стоящих по четырем сторонам престола Бога и исполняющих обязанности стражей на четырех концах мира. Но помимо того, Гавриил — ангел смерти (*). Он приходит как посланник «верховного суда» за праведниками с идеально ровным ножом в руках, что должно символизировать безболезненное и быстрое окончание правильно прожитой жизни. За грешниками же приходит Самаэль с зазубренным ножом, что очень, очень плохо (**).

В такой связи абсолютно закономерно, что в британской традиции Гавриил занял одно из мест руководителя псовой версии Дикой охоты, появление которой над каким-нибудь домом предвещало смерть или несчастье его обитателям.

Еще один интересный момент, связанный скорее историко-лингвистическим моментом, касается одного из вариантов названия Гаврииловой своры. Это название "Гаврииловы трещотки" или "Gabriel rachets". Трещотки-rachets есть английский анахронизм, которым в свое время называли гончих, что брали след по запаху. В XVII веке их стали называть "лиемхаунд" (от французского "liem" — "поводок"), в отличие от "гейзхаундов", охотившихся как на запах, так и по-зрячему, борзых. Вот это вот свойство Гаврииловой своры ("гнать с лаем добычу") привело к еще одному названию — «небесные лайки», а иногда "Гаврииловы трещотки" (157).

Понятно, столь оригинальный и в тоже время достаточно традиционный образ не мог быть оставлен без внимания ни современными игроделами, ни авторами фентези. Сегодня Гончие Гавриила присутствуют в различных вымышленных мирах, хотя по популярности конечно уступают своим более общим родовым понятиям — Дикой охоте, Неистовому гону и Адским гончим. Если же говорить о самой удачной переинтерпретации этого образа в современной массовой культуре, то здесь пальма первенства вероятно должна быть присуждена Первач-псам или "Егорьевой стае", описанным Г.Л. Олди в мире постапокалиптического Харькова:

"Из переулка напротив нас с заунывным стоном-воем вырывается дикая Егорьева стая. Одинаковые лица Первач-псов глядят вперед, только вперед — потому что они знают, чуют, они уже взяли след! Или никогда не теряли его."

"Сто раз в кино видел, как варнака Первачи преследуют, а один раз живьем сподобился. Вечером, на улице. Потом месяц кричал во сне — все лицо его снилось"

Г.Л. Олди, А. Валентинов "Армагеддон был вчера" (330)

Вот такой вот мифологический винегрет, вот такая вот христианская антропоморфизация кельтских собак и германской Дикой охоты.