Ибо кто способен забыть Грюлу?

Уильям Хайнесон "Ночь Грюлы" (795: p.15)

Грюла в фольклоре и традиции XIX-XX веков

В современной исландской традиции Грюла — это великанша-людоедка, которая, как удачно подметил один автор, "завладевает умами маленьких исландских детей" (787: p.34) каждый год перед Рождеством. Именно тогда, как считается, Грюла спускается гор со своими сыновьям, Йольскими парнями, и ищет непослушных детей, чтобы их съесть. Да, Грюла ест детей. По некоторым сведениям, особенно она любит желудки или языки. Остальную часть года она живёт, можно сказать, типичной жизнью троллихи. Смотрите сами. У неё множество детей, по преданиям от 13 до 18-ти, у неё есть муж, и есть кот. Что ещё нужно, чтобы назваться самым обычным семейством. Стоит, правда, оговориться, что её дети сейчас превратились в разновидность исландских Санта Клаусов, но раньше, судя по всему, активно помогали маме в пожирании чьих-то вредных отпрысков. Муж вот никогда не помогал. Он такой ленивый, что, кажется и из пещеры-то не выходит. А зовут его Леппалуди, что значит "Латанная нога". Кот тоже не совсем обычный. Это жуткий Йольский кот, который во время праздника Йола ходит по селениям и съедает всех тех, кто не обзавёлся к празднику новой шерстяной одеждой.

Примерно такой свод сведений о Грюле предоставит представитель гордого маленького исландского народа, который, если верить преданию про Грюлу, очень послушный в детстве и каждый год обзаводится новой шерстяной одеждой. В противном случае их всех съел бы кто-нибудь из представителей этого чудесного семейства или их монструозных домашних животных. Может, правда, поэтому исландский народ такой маленький.

Если, прочитав это, вы поняли, что ничего не поняли, то читайте дальше.

Итак, Грюла — это некая великанша, которая спускается в гор в некий праздник Йол и съедает непослушных детей. Сегодня в Исландии Грюла — это рождественская страшилка для детей. Праздник Йол, то есть древний скандинавский языческий праздник зимнего солнцестояния, уже давно слился с христианским рождеством, а Грюла, кажется, не возражала, потому что её ежегодный распорядок от этого не сильно поменялся.

Как зачастую бывает, подобные страшилки — это остатки каких-то поверий или обычаев, которые редуцировались до короткой ритуальной формулы, которая повторяется в определённое время. Про Грюлу нет никаких фолькорных сюжетов, кроме целого массива песен. Грюлы нет у остальных скандинавов. Её нет в норвежской, шведской или датской традиции. Но всё-таки остался ещё один скандинавский регион, где мы не только находим саму Грюлу в более полном и явно более архаичном виде, но и благодаря ему можем связать Грюлу и связанные с ней традиции с другими скандинавскими странами. Этот регион — Фарерские острова.

Ещё в начале XX века на Фарерах Грюла была известна не только в качестве пугалки для детей. В некотором смысле она действительно приходила в дома людей в определённое время.

Обычай наряжаться Грюлой, приходить в дома, где её одаривали подарками, на Фарерских островах был приурочен не к Рождеству, а к началу Великого Поста. Грюла приходила в ночь на первый вторник Поста (787: p.39). До нас дошло несколько описаний наряда человека, который переодевался в Грюлу. Вот одно из них, относящееся к 1821 году:

...огромное количество водорослей, которые волочились за ним как хвост, и чёрный, ржавый крюк в каждой руке, на спине кожаная сумка, которая гремит, когда он идёт, и, как говорили родители своим детям, они вынуждены отдавать всё мясо, чтобы дети могли спастись.

Народные песни на Фарерских островах (792: p.112-113)

Спастись от чего все дети прекрасно знали, так как на Фарерах существовала песенка, которую пел переодевающийся Грюлой.

Вот Грюла с двадцатью четырьмя хвостами идёт из своего жилища, с сумкой на спине, с ножом в руке, чтобы вырезать желудки детей, которые хотят мясо в пост.

Народные песни на Фарерских островах (792: p.112)

Вариаций было записано несколько. Грюла могла охотиться за языками или глазами детей, а в руках у неё мог быть нож, крюк, посох или меч, у неё могло быть разное количество хвостов, но во всех случаях смысл остаётся похожим: в специально отведённое время Грюла приходит к жилищам людей и требует своего рода дань. Имеются известия, что наряжавшийся скрывал своё лицо за маской, или чернил лицо сажей, и не разговаривал обычным голосом, а скорее производил какие-то животные звуки, а если разговаривал, то наоборот, то есть не на выдохе, а на вдохе (787). Грюле было принято давать мясо или другую еду и эти дары назывались Grylubita. Визуальный образ Грюлы, представленный костюмом, был не единственным. Одно из поверий, записанное в 40-х годах XX века, описывало Грюлу существо с телом овцы, но прямоходящим (790: p.91).

Этот обычай неизвестен у остальных скандинавских народов на материке и в Исландии, кроме возможных очень слабых остатков этого обычая в Исландии, и то, фиксируемых в XVIII столетии (787: p.45).

Зато очень похожий на приведённый выше стишок можно было встретить ещё в XIX веке на одном из Шетландских островов, но место Грюлы в нём заняла Скекла, под которой тоже понимали гигантскую людоедку, слово известное и на Фарерах и в Норвегии и обозначающее фигуру тролля-людоеда (787: p.38-39, 41).

Скекла едет к полям у домов на чёрном коне с белым пятном на лбу, с пятнадцатью хвостами и пятнадцатью детьми на каждом хвосте (787: p.38).

Сама песенка была тесно связана с похожим на фарерский обычай ходить по домам в наряде, который скрывает человека под ним и требовать подарки. Уже в начале XX века эта традиция стала больше похожей на хэллоуинский trick'n'treat и в скелкеров, как называли этих людей, переодевались преимущественно дети, которые и требовали дары соответствующие, вроде конфет или других сладостей. На острове Анст они были известны, правда, как гролеки (с вариантами написания грюлики, грульи, грёли), что ещё сильнее сближает нас с традицией Фарерских островов и именем нашей великанши. На Шетландских островах, правда, эта традиция была приурочена к Новому Году, а не к Посту, что свидетельствует о том, что сам ритуал и на Фарерах и на Шетландских островах был древний и, скорее всего, сезонный, но с христианизацией островов был приурочен к разным праздникам.

В прежние времена, в последнюю ночь перед новым годом, пять юных парней, и состоящих из "джентльмена", "везущей лошади" и троих других, все в нарядах, ходили из дома в дом и пели песню, которую они называли "Новыяагодняя песня " (в оригинале New'r Even's Son, автор явно подчёркивает неправильность названия) и собирали еду на пир на новогоднюю ночь. "Джентльмен" носил шапку, сделанную из соломы, с написанным его именем спереди, соломенным воротником вокруг его шеи и пучком соломы вокруг его правой руки. Его обязанность состояла в пении, что он и делал, стоя перед домом. Когда он заканчивал петь и в случае, если его приглашали, то он заходил и представлялся Вандердиганом из Дронтхейма, которое слово произносил как "Дорнтон" (793: p.204-205).

В этом описании уже много черт, маскирующий, собственно Грюлу, но важно упоминание одного из приходящих как "коня", так как в шетландском варианте (и не только, как будет видно позже) Грюла едет к людям на коне. Этот обычай существовал и в Шотландии, где тоже в XIX веке ещё фиксировалось слово "скеклеры" и описывался подобный костюм, причём традиция ходить по домам и собирать еду относилась, по крайней мере, к трём датам: Рождеству, Хэллоуину и празднику святого Мартина (11 ноября) (793: p.205). В Шотландии и на Шетландских островах общее название этих людей было нередко "гизеры" или гайзеры" (вероятно, от англ. guise — маска, личина). Интересно и то, что те же самые костюмы использовались на свадьбах на Шетландских островах в обычае, которых уже в XIX веке виделся фольклористам совершенно непонятным:

"Скрипачу говорили играть "весну гизеров" и тут заходил высокий, стройный мужчина, который назывался "скаддлером", его лицо плотно закрыто белым камбрийским платком, а на голове соломенная шапка, по виду как сахарная голова с тремя петлями на кончике, с которого свисают ленты всех мыслимых цветов, закрывая шапку почти полностью. На нём белая рубашка, пояс из ленточек вокруг каждой руки и передник из длинной, чистой соломы, свободно ниспадающей вниз, который называется "глой". Когда он заходит, он издаёт всхрапывающий звук и, потанцевав несколько минут, зовёт "джентльмена", оснащённого похожим образом. Тот точно так же, немного потанцевав, зовёт "дурака", и так пока они все не зайдут. Это действительно странно видеть как шестеро молодых мужчин, одетых совершенно фантастически, танцуют с такой серьёзностью. Они не говорят, пока не откроют себя, и ни звука не слышно, кроме звука скрипки и топанья из ног по земляному полу, смеха "дурака" и перешёптываний девушек со стороны невесты относительно того кто же может быть этими "гизерами" (793: p.210-211).

В других описаниях этого обычая очевидно, что на свадьбах "гизеры" тоже требовали своего рода дань или жертву, которая заключалась в том, что их кормили, а они в свою очередь не дарили молодым ничего. Собственно, кроме самого танца, в вариантах которых главный гизер носит с собой метлу, которой обмахивает молодых во время танца (787: p.43).

Итак, похожая традиция хождения из дома в дом в наряде, скрывающем внешность, и подразумевая какое-то угрожающее людоедское создание, в более или менее завуалированной форме, и прямо касающейся Грюлы или нет, присутствует на периферии скандинавского мира, там, где он смыкался с кельтским.

Наиболее яркий обычай, естественно, касается Фарерских островов, где в ритуализированной форме некое фантастическое существо приходит к селениям людей и требует жертвы или приношения, взамен ничего не давая. Возможно, в этом стоит видеть жертву ради ненанесения вреда. На Шетландских островах мы видим, конечно, значительно изменённый ритуал, но то, что он касается теперь и свадьбы и начинает иметь некие признаки наличия магии плодородия или плодовитости, тоже может иметь какие-то давние черты в самой Грюле. В рассказе датского писателя Вильяма Хайнесена "Ночь Грюлы", опубликованном в 1957 году, есть описание Грюлы и подобного посещения домов на материале, почерпнутым писателем на одном из Фарерских островах. Сам писатель тоже был уроженцем Фарер. В облике Грюлы и в самом ритуале хождения по домам, который описывает Хайнесен, есть до сих пор неизвестная черта. В костюм Грюлы входит реалистически выполненный фаллос, который крепится спереди к костюму, и который обладает способностью лечить бесплодие у женщин и явно связан с функциями обеспечения плодородия у людей, скота, земли, богатого улова и пр. (795: p.20). Несмотря на то, что это художественное произведение, аутентичность описания костюма Грюлы подтверждалась в основных своих чертах (к сожалению, данная черта не была не подтверждена, ни опровергнута) местными жителями (787: p.40).

Грюла в истории

Естественно, Грюла не возникает в традициях северных народов из ниоткуда. Первое упоминание этого имени в древнескандинавской литературе, правда, несколько туманное. Имя "Грюла" носит первая часть "Саги о Сверрире", написанной в конце XII века и повествующей о трудном периоде становления у власти будущего короля Норвегии Сверрира Сигурдссона, а пока что обычном самозванце. Сама сага объясняет название так:

Дальше в книге рассказывается о том, как росла его мощь, и эта мощь предвещает великие события. Поэтому эту часть книги назвали Грюлой^*.

Сага о Сверрире, Пролог (794: с.7)

Однако пролог исландской рукописи конца XIV столетия "Книга с плоского острова", то есть почти 200 лет спустя после написания "Саги о Сверрире", объясняет название части саги так:

Потому прозвали первую часть книги „Страшилищем", что многие говорили, будто у людей тогда появился страх и ужас из-за большого немирья и сражений, но он (Сверрир) должен вскоре пасть и стать ничем, — этого следовало ожидать по причине той силы и мощи, что ему противостояли со стороны Эрлинга ярла и Магнуса его сына, которые пользовались поддержкой своих друзей и родичей (794: с.192-193).

Это объяснение кажется более связанным с поздней традицией.

Под Грюлой и тогда имели в виду троллиху-людоедку. В этом нет сомнений хотя бы из "Списка имён" в "Младшей Эдде" Снорри Стурлусона, где Грюла упомянута среди имён троллих (787: p.35). В "Языке поэзии" в списке кеннингов для оружия и доспехов Снорри упоминает, что " секирам дают имена великанш^* и обозначают их посредством слов «кровь», «раны», «лес» и «дерево» (381: с.85), что может быть связано с Грюлой, которая была, возможно, наиболее страшной троллихой и с ней связывались ужасы войны, смутных времён, набегов и прочего. И сам обряд, сохранившийся на Фарерах, вполне возможно являет собой редуцированный "откуп" от войны или грабительского набега, вряд ли часто возможный в реальности, но возможный в ритуале.

Но самое яркая и явная связь с последующей традицией в сагах встречается в "Саге об исландцах" (часть "Саги о Стурлунгах"), где Лофт, едущий с войной на дом Бьёрна, произносит вису^* (№16), в которой Грюла наделяется схожими визуальными чертами с позднейшей традицией и даже схожа с фольклорными песнями более поздних времён:

Вот ступает Грюла^*,

С гор на двор, с погромом.

Тащит за собою

Враз хвостов пятнадцать.

Стурла Тордарсон "Сага об исландцах", 39 (797)

Это, с одной стороны, заставляет подозревать, что подобный обычай уже мог существовать в какой-либо форме и был связан с Грюлой, но его значение и ощущение современниками было более живым и непосредственным.

Ещё одну вису, где упоминается Грюла, произносит один из людей Йона, называемого сильнейшим в Исландии. Йон отрывает людей от сенокоса и говорит идти к своим лошадям, что кажется людям странным и во время пути эта виса и произносится, в которой Грюла выступает чуть ли не метафорой войны и раздора:

Со страды брел Сильный

В дом: к чему тревога?

Не узрел народ ли,

Скопом, поступь Грюлы^*?

Стурла Тордарсон "Сага об исландцах", 69 (797)

Именно кровавое побоище после этого в саге и происходит.

Остальные употребления самого слова не касаются непосредственно Грюлы как существа, но всегда касается угрозы или опасности. Раннее выражение "að gera grýlu" ("делать грюлу" или "вести себя как грюла") означала "выказывать враждебность" (787: p.35).

Грюла пропадает с нашего поля зрения на несколько столетий, чтобы появиться в стихе, записанном в 1582 году, и который звучит одновременно и как стих из "Саги об исландцах" и как поздние детские исландские песенки. Тут Грюла спускается с гор к людям, у неё всё так же 15 хвостов, но на каждом хвосте уже по сто сумок, а в каждой сумке по двадцать детей (798: p.173). Тут впервые с Грюлой упоминаются дети и, возможно, к этому времени значение Грюлы снизилось до детской страшилки.

Представления о том, чем виделась Грюла в эпоху викингов, конечно же для нас теперь недоступны. Мы можем только подозревать, что её видели как троллиху, грозную и опасную, и чьё появление всегда связывалось с агрессией и насилием, или, метафорически, с самими людьми, которые идентифицировали себя с ней. О самом обычае сезонного ритуала требования даров мы не фиксируем в древнескандинавских источниках и не можем точно утверждать как и когда он появился на Фарерах, его остатки на Шетландских островах, и обычай пугать детей Грюлой в Исландии. Некое подобие между стихами саг и детскими стишками XX столетия или песней Грюлы на Фарерах позволяет утверждать, что "традиция Грюлы" в той или иной форме очень древняя, возможно одна из самых древних сохранившихся в Скандинавии. И сам факт того, что практически везде этот обычай так или иначе был связан с детьми намекает о том, что он претерпел изменения, так как именно там, в мире детских страхов находит в цивилизованном мире последнее убежище мифологический взгляд на мир.