"Есть в Красном море остров на котором живёт род людей, которых мы называем донестрами, на их языке "божественными". От головы и вплоть до пупка они не имеют человеческого вида и уродливы, а остальной частью подобны человеку. Они разговаривают на различных языках и если увидят человека другого племени, то приветствуют его на его языке, и родителей и родственников его называют по имени, и как только вводят в обман приветливой беседой, убивают. И, схвативши их, убивают и съедают. А после того берут голову человека, которого съели, и горько над ней рыдают"

Чудеса Востока, XXI (151: p.19)

Такой текст мы встречаем в небольшом, раннесредневековом сочинении "Чудеса Востока". Источники его я, к сожалению, указать не могу, так как ни в преданиях об Александре Македонском, откуда происходит большинство сообщений "Чудес...", ни в прямых источниках этого сочинения подобной информации не содержится. "Чудеса Востока" выступили источником ещё для одного раннесредневекового сочинения, посвященного "чудесным чудовищам" — "Книге чудовищ":

"Есть некий народ смешанной природы, живущий на острове в Красном море, который может разговаривать на языке всех народов. Поэтому они изумляют людей пришедших издалека тем, что называют их родственников и, так обманывая, пожирают сырыми."

Книга чудовищ (220: 43; p.140)

Кроме антропоморфного облика, эти существа имеют одно свойство, отличающее их от множества других чудовищных племён, которыми античная и средневековая Европа населяли окраины известного ей мира. Автор этого сообщения, кто бы он ни был, наделил этих существ особенностью "лингвистического" характера — умением разговаривать на всех языках.

С подобным умением в христианской Европе связывались обычно события Пятидесятницы:

"1. При наступлении Пятидесятницы все они (апостолы — прим авт.) были единодушно вместе.

2. И внезапно сделался шум с неба, как бы от несуществующего сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились;

3. И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них.

4. И исполнились все Духа Святого и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещать."

Деяния святых Апостолов. 2.1-4 (7)

Умение разговаривать на других языках несомненно было боговдохновенным, так как помогало нести благую весть другим народам. В Средние Века это событие, объединение всех народов через апостолов-полиглотов, считалось симметричным с постройкой вавилонской башни — событием, породившим различные языки и разъединившим людей (138: p.64). Здесь, донестры представлены как антиапостолы. Их задача не спасти, а погубить (по крайней мере тело), они не дают людям божественного учения, а обманывают и убивают.

Хотя описание не даёт нам, чем именно донестры отличаются от человека в верхней своей части, ответ на этот вопрос дают иллюстрации к тексту. На одной из них в рукописи Cotton Tiberius B.XV. изображены три различные ситуации (расположение на одной миниатюре сцен, относящихся к разному времени — достаточно частый приём в Средние Века): человек и донестр разговаривают, донестр пожирающий человека, и, наконец, оплакивающий его голову. Иллюстратор дал донестрам львиные гривы, в то же время, как голова претерпевает заметные изменения от сцены к сцене — от более или менее человеческого облика в сцене разговора, до звериной — в сцене поедания. На второй сцене можно заметить, что правая нога донестра выступает за рамки рисунка — это одна из интересных особенностей миниатюр "Чудес Востока" в этой рукописи — чудовища на ней постоянно стремятся выйти за пределы рисунка, угрожая наблюдателю. Наиболее яркая в этом смысле иллюстрация — это миниатюра на лицевой части 82 листа рукописи, изображающая блемия — монстр стоит лицом к зрителю, держась руками за рамку рисунка и наступив на неё ногами, чем сокращается дистанция между изображаемым и наблюдателем (см. иллюстрацию). Интересную "психоаналитическую" интерпретацию этой миниатюры даёт известный американский учёный Джеффри Коэн, известный работами по восприятию чудовищного в средневековой Англии:

"Вхождение, в буквальном смысле, одного тела в плоть другого, каннибализм, может быть интерпретировано как боязнь потерять ту границу, которая сохраняет обособленной индивидуальную идентификацию. Иллюстрация донестров в "Чудесах Востока" использует каннибализм для исследования пределов самоидентификации, хрупкости тела как вместилища индивидуальности. Чудовище тут — это культурный, лингвистический и сексуальный "иной", который представляется знакомым (он знает тебя, он говорит о твоих родственниках, он может разделить с тобой тоску по твоему дому), но кто на самом деле брутально превращает знакомую и безопасную идентичность в нечто чуждое, в объект исторгнутый из неё же. В последней сцене путешественник совершенно преобразованный. Оторванная голова уже не притягательна и направляет взгляд зрителя на новое тело, в котором заключён теперь путешественник, на монстра, в которого он превратился. Путешественник понимает, кем он был однажды, чужестранцем. Донестр видоизменяет человека, давая ему возможность понять путём телесной трансформации, что он всегда был чужд сам себе. Донестр-путешественник глядит на немую, безжизненную голову с такой выразительной горестью, так как в этот момент будучи чем-то большим, он понимает всю шаткость идентичности, понимает как много она не впускает в себя в паническом стремлении остаться замкнутой, отдельной, сама собой."

Cohen J.J. "Monsters, Cannibalism, and the Fragile Body in Early England" (221)

Признавая оригинальность и тонкость подобной интерпретации, нельзя не заметить в то же время, что процесс поглощения одним телом другого в ней обоюдный и, соответственно, выражает не только боязнь потерять индивидуальность, но и стремление к приобретению новой. Донестр, поглотив путешественника, способен теперь плакать над его (своей) головой, но не над идентичностью, которая не потеряна, а приобретена.