Эта история, известная из «Народных повестей Запада Англии» Ханта (с.114-118) — еще одна из вариаций сюжета «Черри из Зеннора», но вариация более романтическая, и в ней нет упоминания о табу или об эльфийской мази. Ее можно назвать рассказом о визите в Волшебную страну, потому что Дженни вернулась домой в точности спустя один год и один день.

Не так давно жила в Тауэднаке хорошенькая девушка по имени Дженни Пермуэн. Родители ее были бедняки, и она пошла служить в один дом. Была Дженни девушкой романтического склада, что старики называли: «ветер в голове». Одевалась она всегда со вкусом и вплетала в волосы полевые цветы. Вследствие этого Дженни привлекала внимание множества молодых людей и из-за этого, в свою очередь, многие девушки завидовали ей черной завистью. Дженни, несомненно, была девушкой ветреной, и ее ветреность сопровождалась значительной мнительностью во всех вопросах, касающихся ее персоны, что, как считают ветреные люди, вообще встречается редко. Дженни любила лесть и, будучи бедной, необразованной девушкой, никак не умела скрыть свою слабость. Стоило кому-либо назвать ее хорошенькой, как ее счастливый взгляд тотчас же показывал, что она согласна с этим. Когда же какая-либо женщина уговаривала ее не быть дурочкой и не верить всей этой чепухе, губки и глаза Дженни, казалось, говорили: «Вы все завидуете мне», а если поблизости оказывалось озерцо или пруд, зеркало природы тотчас же делалось советчиком, доказывавшим, что Дженни и вправду самая красивая девушка во всем приходе.

Так вот, однажды мать отправила Дженни, некоторое время отсутствовавшую, в нижние приходы поискать себе места. Дженни отправилась в путь довольно весело, пока не вышла на перекресток четырех дорог на Леди-Даунз и не поняла, что не знает, по какой дороге идти дальше. Она поглядела в одну сторону, в другую, села на камень и принялась, совершенно бездумно, сшибать купы папоротников, в изобилии росших вокруг того места, которое она себе выбрала. Трудно было понять по виду Дженни, чего ей хотелось — пойти куда-либо или же оставаться на месте. Некоторые говорят, что она совсем потерялась в самовлюбленных грезах. Однако, совсем немного времени пришлось ей просидеть на камне, как вдруг раздался голос, Дженни обернулась и увидела молодого человека:

— Так-так, девушка, — сказал тот, — и что это ты здесь делаешь?

— Я ищу себе места, сэр. — ответила Дженни.

— Какого же места ты себе ищешь, хорошенькая девушка? — спросил молодой человек с самой обезоруживающей улыбкой, какие только бывают на свете.

— Да мне не так уж важно, сэр. — отвечала Дженни. — Я на все горазда.

— Вот как, — сказал незнакомец. — А ухаживать за маленьким мальчиком и его отцом сможешь?

— Я очень люблю детей. — заявила Дженни.

— Ну, раз так, — сказал вдовец, — то я как раз хотел нанять на год и на день девушку твоих примерно лет, чтобы присматривать за моим малышом.

— А где вы живете? — поинтересовалась Дженни.

— Недалеко отсюда, — ответил джентльмен, — хочешь, пойдем посмотрим?

— Как вам угодно, — сказала Дженни.

— Но сперва, Дженни Пермуэн… — Дженни изумленно подняла глаза, когда что незнакомец назвал ее по имени; он явно был не из их прихода — откуда же он знает, как ее зовут? — А! Я вижу, ты думала, что я с тобой незнаком! Но разве мог молодой вдовец пройти по Тауэднаку и не обратить внимания на такую красавицу? К тому же, — добавил он, — однажды я видел, как ты причесывалась у одного из моих прудов и сорвала несколько моих душистых фиалок, чтобы украсить свои прелестные локоны. Ну, Дженни Пермуэн, ты пойдешь служить ко мне?

— На год и на день? — переспросила Дженни.

— Так, и если мы будем довольны друг другом, то сможем продлить уговор.

— Жалование? — спросила Дженни.

Вдовец позвенел золотыми в карманах:

— Жалование? Все, чего пожелаешь!

Дженни совсем потеряла голову; перед глазами ее замелькали самые приятные картины, и она без колебаний сказала:

— Я согласна, сэр; когда приходить?

— Ты нужна мне прямо сейчас: мой малыш очень грустит, а ты, я думаю, сможешь развеселить его. Пойдешь прямо сейчас?

— А моя мама?

— О ней не беспокойся; я ее оповещу.

— А моя одежда?

— Кроме того, что на тебе есть, тебе ничего не понадобится, а вскоре я справлю тебе чудесное платье, куда лучше этого.

— Ну, тогда, — сказала Джейн, — по рукам?

— Погоди. — сказал незнакомец. — У меня свой способ, и ты должна поручиться по моему обычаю.

Дженни несколько испугалась.

— Не беспокойся, — упредил ее незнакомец. — Я хочу только, чтобы ты поцеловала тот побег папоротника, что у тебя в руке, и сказала: «Пусть он меня возьмет на день и на год».

— И все? — удивилась Дженни. Она поцеловала побег папоротника и сказала:

Пускай меня берет

На день и на год!

Не сказав больше ни слова, незнакомец пошел по дороге, что вела на восток. Дженни пошла за ним — ей показалось странным, что ее новый хозяин ни разу не раскрыл рта всю дорогу, и она устала от ходьбы. Он же все шел и шел вперед, и у Дженни ужасно заболели ноги от усталости. Наконец бедняжка Дженни заплакала. Хозяин услышал ее всхлипывания и остановился.

— Ты устала, бедная девочка? Садись, садись, — сказал хозяин, взял ее за руку и отвел на мшистый пригорок. От его доброты Дженни разразилась потоком слез. Хозяин позволил ей проплакать лишь несколько минут, а потом взял со мха горсть опавших листьев и сказал:

— Я вытру твои слезы, Дженни.

Он положил листья сперва на один глаз Дженни, потом на другой.

Слезы пропали. Прошла усталость. Дженни почувствовала, что летит куда-то, но не знала, сдвинулась ли она с места, на котором сидела. Земля словно бы раскрылась, и они неслись под землей. Наконец, все остановилось.

— Дженни, вот мы и прибыли, — сказал незнакомец. — Но у тебя на реснице осталась слезинка, а людским слезам нет входа в наши жилища, поэтому, позволь, я вытру ее.

И он снова вытер глаза Дженни теми же маленькими листочками, и — перед ней оказалась местность, в которой она никогда не бывала прежде. Холм и долина были покрыты цветами невиданных оттенков, соединявшихся в гармоничнейшее целое; весь край казался расшитым драгоценными камнями, сверкавшими на свету ярко, как под солнцем, но мягко, как под луной. Там текли реки, вода в которых была чище всех рек, что Дженни видела до того, там звенели водопады и журчали родники. И повсюду леди и джентльмены в зеленых и золотых одеждах гуляли, веселились и отдыхали на цветущих лужайках, пели песни и рассказывали истории. О, это был чудесный мир!

— Вот мы и дома, — сказал хозяин Дженни; и он, как ни странно, тоже переменился. Он стал хорошеньким маленьким человечком, одетым в зеленую блестящую куртку с золотым шитьем. — Теперь я представлю тебе твоего маленького подопечного.

Он ввел Дженни в благородный особняк, где вся мебель была из перламутра и слоновой кости, украшенная золотом и серебром и инкрустированная изумрудами. Пройдя через множество комнат, они пришли в комнату, сплошь затканную шелковыми занавесями, тонкими, как тончайшая паутина, украшенными прекрасными цветами; и посреди этой комнаты стояла маленькая детская кроватка, сделанная из какой-то прекрасной морской раковины, отражавшей столько цветов, что Дженни едва смогла посмотреть на нее. Хозяин подвел ее к кроватке, и в ней, как она говорила, «спал прелестнейший из ангелов Господних». Малыш был так прекрасен, что у Дженни дух захватило от восторга.

— Вот твой подопечный, — сказал отец. — Я — король в этой стране, и у меня есть причины желать, чтобы мой сын знал кое-что о человеческой природе. Тебе же не нужно делать ничего, кроме как умывать и одевать мальчика по утрам, водить его гулять в сад и укладывать его спать, когда он устанет.

Дженни приступила к своим обязанностям; трудом ее были довольны, и она была довольна своей должностью. Она полюбила прелестного малютку, и он, похоже, полюбил ее, и время пролетало с невероятной быстротой.

По той или иной причине Дженни ни разу не вспомнила о своей матери. Она вовсе не вспоминала о доме. Она была счастлива, жила в роскоши и не считала дни.

Но как бы счастье ни заставляло нас забыть об этом, часы и дни шли и шли. Срок, на который нанялась Дженни, подошел к концу, и однажды утром она проснулась в своей собственной постели в домике своей матери! Она не узнавала ничего, и ее никто не узнавал. Деревенские сплетницы стаями собирались поглазеть на Дженни, и всем им она рассказывала одну и ту же невероятную свою историю.

Однажды старая Мэри Калинек из Зеннора пришла к Дженни и услышала рассказ о вдовце, о ребенке и о чудесной стране, который слышали уже все. Иные старухи из тех, что собрались в тот вечер, заявили, что Дженни «совсем свихнулась». Мэри же слыла мудрой женщиной.

— Согни руку, Дженни, — сказала она.

Дженни села в постели и согнула руку, положив ладонь на бедро.

— Теперь скажи: пусть рука моя никогда не выпрямится, если я сказала хоть словечко лжи.

— Пусть рука моя никогда не выпрямится, если я сказала хоть словечко лжи. — послушно повторила Дженни.

— Выпрями руку, — велела Мэри.

Дженни вытянула согнутую руку.

— Девушка говорит правду, — сказала Мэри, — и Малый Народец действительно унес ее в какую-то из своих стран под холмами.

— Она придет в себя когда-нибудь? — спросила с надеждой мать Дженни.

— Все в свое время, — ответила Мэри. — И если она будет честной, не сомневаюсь, что ее хозяин позаботится о том, чтобы она никогда не нуждалась.

Однако дела у Дженни не пошли на лад. Она вышла замуж, но была несчастлива в браке. Некоторые говорили, что она до сих пор все сохнет по своему эльфу-вдовцу. Другие говорили, что она наверняка была плохой служанкой, не то она непременно принесла бы с собой кучи золота. Если все это не приснилось Дженни, пока она сидела и рвала папоротник, сидя на гранитном булыжнике, то, право же, с ней случилось престранное происшествие.

История, еще больше похожая на «Черри из Зеннора», рассказана Боттреллом в «Традициях и сказках у очага из Западного Корнуолла» (II, с.175-195). Она озаглавлена «Хозяин-эльф», героиня ее — Грэйс Трева, а эльф-хозяин — Боб-из-Карна. Эльфийская мазь и возвращение домой в этой сказке присутствуют, но Грэйс получает свое жалование и, прострадав некоторое время, выходит замуж за фермера и возвращается к простой и счастливой человеческой жизни. В этой сказке старая теща, Тетка Пруденс, держит деревенскую школу. Исходя из этого, вероятно, что первая жена Боба-из-Карна была из людей, и что ребенок нуждался в мази, чтобы обрести эльфийское зрение.

[Тип: ML4075. Мотивы: D965; D971.3; F211.3; F370; F372; F376]