Одна голова — хорошо, а две — у Амфисбены. Помни это, Странник.
Одна голова — хорошо, а две — у Амфисбены. Помни это, Странник.
Корнуолльские духи оловянных копей, не злые и не проказливые, как немецкие кобольды, но дружественные рудокопам: они стучат там, где можно найти богатую руду.
Их считали призраками евреев, работавших в шахтах в старину, и примитивные плавильни, которые находят иногда в шахтах, назывались «еврейские домики». Рассказывали, что евреев, участвовавших в распятии Христа, сослали в наказание на рудники Корнуолла. Евреи и вправду разрабатывали эти шахты в XI-XII веках, но традиция относит их труд к гораздо более раннему времени.
Хант сообщает, что шахтера часто рассказывают, будто видят в забое маленьких демонов или бесенят, сидящих или пляшущих по крепи. Шахтеры радуются им, потому что они появляются только там, где проходит добрая жила. По всей видимости, это и есть стукачи, хотя стукачей обычно только слышат — они подражают звукам, которые производят сами шахтеры, но трудятся по ночам, продолжая работу там, где люди ее оставили. Маленькие, похожие на бесенят, существа могут быть спригганами, которые, как считается, тоже заглядывают иногда в шахты. На севере известны шахтные духи Резаные Постромки и Синяя Шапка.
Стукачей называют иногда букками, как в Корнуолле зовут гоблина. Миссис Райт в «Сельской речи и фольклоре» приводит список корнуолльских шахтных духов. Она пишет:
Букки, гаторны, стукачи, никеры, нагги и спригганы — таковы собственные и нарицательные имена духов, что населяют оловянные копи Корнуолла. — По большей части это безобидный народец, занимающийся горным делом самостоятельно, сторонясь рудокопов-людей, которые, впрочем, тоже стараются не беспокоить лишний раз коллег-гоблинов: считается, к примеру, что те не любят, когда в шахте начинают свистеть или чертыхаться.
Миссис Райт не упоминает еще одного, несколько более мрачного табу, которое отметил Хант. Шахтные духи, похоже, не выносят знака креста, и поэтому шахтеры стараются не отмечать ничего крестом, чтобы не рассердить их. Однако благоприятное в целом отношение стукачей к людям подтверждает рассказ из «Народных повестей Запада Англии» Ханта (с.90-91):
На руднике Рэнсом «стукачи» всегда трудились вовсю. В каждом забое слышали, как они «стучат»; но больше всего их занимал один из «концов» шахты. Обыкновенно считали, что в той части «жилы» таится огромное богатство. Но, несмотря на значительное вознаграждение, обещанное шахтерам, среди них не нашлось пары, которой хватило бы храбрости забраться во владения «боклов».
Один старик с сыном, по фамилии Тренуиты, что жили близ Боспрениса, вышли на Иванов день около полуночи посмотреть и увидели, как "малыши" выносят из шахты сверкающую руду. Говорят, что у них был какой-то тайный способ разговаривать с дивным народцем. Так или иначе, они пообещали маленьким горнякам, что сами за них отобьют руду, поднимут «на-гора» и оставят для них десятую часть «отборного камня», если эльфы уступят им тот забой. Был заключен договор.
Старик и его сын наткнулись на «смазь» и в скором времени немало разбогатели. Старик строго соблюдал свою часть уговора и оставлял десятую часть руды для своих компаньонов. Затем он умер. Сын же его оказался жадным и злым. Он решил обмануть Стукачей, но лишь сам погубил себя этим. «Жила» ушла; руда пошла одной обманкой. Рудокоп запил, спустил все деньги, что накопил его отец, и умер в нищете.
Здесь мы видим обычную для эльфов практику честной сделки, а история о «Баркеровом колене», также рассказанная у Ханта (с.88), показывает, что стукачи, как и прочие эльфы, не любят шпионов, нарушающих эльфийскую тайну.
В этой сказке стукачи населяют не только шахты, но и в скалы, пещеры и родники в Корнуолле, и везде, где живут, добывают полезные ископаемые.
В приходе Товеднак жил да был однажды лодырь, которого в шахту было калачом не заманить. Стало ему любопытно, что за стукачи такие, и узнал он, что они живут в приходском колодце. Там, прячась в папоротниках, ему удобно было подглядывать за ними. День за днем и ночь за ночью лежал он там, глядел и слушал. Много он выведал про них — распорядок их дня, рабочие приемы, слушал их песни и игры, узнал, какие у них праздники — на еврейскую Субботу, на Рождество, на Пасху и на Всех Святых — и под конец даже научился понимать их язык. И все это время он думал, что они о его надзоре даже не догадываются, пока однажды не услышал, как стукачи, возвращаясь с работы, спрашивают друг у друга, кто где оставит на ночь мешок с инструментом.
— Я свои положу вот сюда, в расщелину, — сказал один.
— А я свои вот сюда, под папоротники, — сказал другой.
— Ну, а я свои вот сюда, Баркеру на ногу, — сказал третий, и тотчас же невидимый, но страшно тяжелый мешок брякнулся Баркеру прямо на коленную чашечку.
Баркер прохромал весь остаток своих дней, и с тех пор всякий горняк, случись ему подхватить ревматизм, говорит «ну, схватило, как Баркерово колено!»
Боттрелл в своих «Традициях и сказках у очага из Западного Корнуолла» (Т.I, с.77) рассказывает о старике по имени Капитан Мэйти, одном из немногих, кто утверждал, что видел «стукачей», когда однажды, идя на их стук, провалился в богатую полость (такие бывают в жилах, и часто они выложены изнутри хрусталем):
Я протер глаза и присмотрелся, и в дальнем конце полости различил трех стукачей. Все они были не больше хорошей шестипенсовой куклы; но лица, одежда и все повадки у них были, как у добрых старых рудокопов. Лучше всего я разглядел того, что был в середине. Он сидел на камне, куртку снял и рукава рубахи засучил. Коленками он держал наковаленку, не больше квадратного дюйма размером, но все на ней было, как в лавке у лучшего кузнеца. В левой руке у него было сверло, чуть больше сапожной иглы, и он точил его для другого стукача, а третий ждал, пока тот подточит его кайло.
Эти стукачи не наказали горняка за вторжение, как Баркера, но дождались, пока Мэйти отвернулся, чтобы достать одну из своих свечей и дать им, и исчезли. Он еще слышал, как они чирикали и пищали, но больше их не видел.
[Мотивы: F456; F456.1.1; F456.1.1.1; F456.1.2.1.1; F456.1.2.2.1; M242]
Comments
Отправить комментарий