Везде, где существовали поверья об эльфах, существовало разделение на эльфов добрых и злых, хороших и плохих, Честной Двор и Нечестной Двор, как это называется в Шотландии, или на нечисть и эльфов, как в Шотландских горах. Старый волынщик с Барры, разговор с которым Эванс Вентц записал в «Вере в эльфов в кельтских странах» (с.106) обозначает различие между ними следующим образом:

Обычно, — сказал он, — Хозяева — они злые, а эльфы — хорошие, хотя я слыхал, что эльфы берут скот и оставляют вместо него своих стариков, завернутых в коровьи шкуры… Я знавал людей, которых Хозяева носили по воздуху. Их заносило от Южного Уиста на юг до самого мыса Барра и на север до Гарриса. Иногда Хозяева приказывали этим людям убивать людей на дорогах, а те убивали лошадь или корову; воля Хозяев все равно считалась исполненной, если убить живое существо.

Этот обычай, описываемый довольно часто, является частью зависимости эльфов от людей. В дальнейшем будет показано, что и «добрые эльфы» не гнушаются воровать скот у смертных.

В Англии наблюдается та же картина, хотя и выражается она более непосредственно. Например, в «Фольклоре Херфордшира» Лезер экономка из Понтрилас-Корт пересказывает, во что верила Мэри Филлипс в дни ее юности:

Она требовала, чтобы мы старались не обидеть злых старых эльфов, а не то они замучают нас до смерти. Они всегда водились вместе с добрыми светлыми феями, которые одевались в белые одежды, носили в руках волшебные палочки, а в в волосах — цветы.

В целом о добрых эльфах можно сказать, что по крайней мере в отношении людей они придерживаются девиза «Что твое, то мое, а что мое — то не тронь» (см. эльфийские кражи). Более скрупулезны они в счетах между собой. В 10 главе «Шетландских традиций» Джесси Сэксби рассказывается история о мальчике-троу, повинном в краже у троу:

Говорят, что в болотах Ваалафиля, «Малых Вод» и близ ручья, что петляет из Хельяуотера в Лох Уотли, видели порою мальчика. Все время он был одет в серое и горько плакал. Его историю передала мне женщина из Уйесаунда, сказавшая, что это «святая правда». Я пересказываю ее, насколько сама помню.

«Честность у троу не в чести. Они пятят все, что ни найдут. Но никогда-никогда они не возьмут друг у друга ни былинки! Хуже этого для них и быть ничего не может. Они жуть как жадны до серебра, и как-то раз ихний мальчишка спер серебряную ложку у Конгл-Троу. Его выгнали из Троуланда в тот же миг, и теперь он обречен вечно бродить по диким местам острова. Только раз в году — на Святки — ему разрешено навещать Троуланд; там ему дают погрызть яичных скорлупок, что остались после пира, а потом — затрещину по ушам и пинок под зад. Так он вечно и бродит, бедолага. Но так и должно быть, потому что таков их закон!»

Здесь, как мы видим, действует чрезвычайно строгая мораль, напоминающая эльфов Элидора; и еще большую строгость выказывают Плант Рис Дувен, эльфы, населяющие невидимый остров у побережья Кардиганшира. Описание этого народа можно найти в «Кельтском фольклоре» Джона Риса (с.158-160).

Эти эльфы были великими торговцами, и на их маленьком острове собирались сокровища со всего света. Некогда они были весьма дружны с неким Груффидом аб Эйноном и взяли его к себе домой, где показали ему свои богатства и отпустили на берег, щедро одарив. Перед тем, как расстаться со своими друзьями, Груффид спросил, как же они защищают свой остров: одних колдовских трав, что растут на нем, явно недостаточно.

«Ведь наверняка,» — сказал он, — «среди вас же самих может появиться предатель, который наведет врагов на ваш остров.»

«Предатели не могут появиться на нашей земле,» — был ему ответ.

И рассказчик (цит. по «Бритт», Т.I) продолжает:

«Рис, основатель нашего рода, завещал нам всем, до самых дальних потомков, чтить родителей и предков; любить своих жен, не заглядываясь на жену соседа; и отдавать все лучшее своим детям и внукам. И он сказал, что пока мы будем жить так, ни один из нас не изменит другому и не станет, как вы это называете, предателем. Нам и вообразить трудно, что это за существо: изображают его с ногами, как у осла, в животе — гнездо змей, голова, как у черта, а руки похожи на человеческие, но в одной руке — нож, а вокруг лежат перебитые члены его семьи. Прощай!» — Груффид обернулся, но уже не увидел страны Плант Рис: он стоял неподалеку от собственного своего дома.

Валлийским эльфам, похоже, свойственен необычайно возвышенный характер. Как правило, от добрых эльфов люди не ожидали много большего, чем общая готовность помочь и честность в сделках; то есть, возврат одолженного, благодарность за проявленную доброту, покровительство, оказываемое истинной любви, любовь к музыке и танцам и общее сочувствие плодородию, чистоплотности, порядку и красоте.

Даже злые эльфы никогда не лгут; они всего лишь хитрят.

Доброжелательность эльфов, правда, иногда оказывается несколько неуместной, как доброжелательность дикаря, движимого своими собственными моральными принципами, отличными от наших. Они могут, например, проучить кого-нибудь в размере, совершенно непропорциональном проступку, или обогатить кого-либо за счет его соседа. Пример можно найти в сказке «Эльфийская молотьба», которую можно найти в «Девонских легендах и волшебных сказках» Дж.Р.У.Коксхеда.

В этой сказке рассказывается о девонском фермере, в чьей риге обосновалась компания эльфов и принялась обмолачивать снопы, сложенные там.

Фермер был весьма сведущ в эльфийском этикете и строго-настрого запретил своим людям подходить близко к риге, из которой слышался стук цепов. Вечером в одном углу риги нашли аккуратно сложенную кучу обмолоченного зерна, а в другом — солома. Фермер оставил работникам щедрый ужин из хлеба и сыра и закрыл дверь. То же повторялось и на следующий день, и дальше, и каждый день фермер оставлял в риге хлеба и сыра.

Но страннее всего было то, что даже когда на ферме кончились снопы, зерно не перестало появляться. Рассудили, что это зерно берется с какой-нибудь дальней фермы; время шло, и фермер, проявивший знание эльфийских порядков, изрядно разбогател на этом зерне. Перед ним встала диллема: с одной стороны, он понимал, что богатеет за чей-то чужой счет; с другой стороны, он никак не мог обидеть доброжелательных, но весьма щепетильных покровителей. Впрочем, в истории нет и следа каких-либо моральных затруднений со стороны фермера.

В этом, вероятно, и кроется объяснение этой амбивалентности, присущей морали добрых эльфов. Сказки сочиняются в эпоху, когда мораль общества совпадает с моралью дикаря. Рассказчики не испытывают никаких неудобств в отношении частичной доброты или несоразмерного наказания, поскольку идеи отвлеченной нравственности им незнакомы.

[Мотивы: D2066; F172.1; F365]